Между тем, новый король, Карл Стюарт, бывший лишь немногим старше моего отца и Гленранноха, тоже женился — на французской принцессе Генриетте Марии. В те дни их союз был таким же холодным и ненадёжным: Карл всё ещё пылал излишним восторгом — а может, и не только — к последнему фавориту своего отца и собственному лучшему другу, герцогу Бекингему.
— Человеку свойственно ошибаться, Мэтью Квинтон, и я ошибся сильнее других. Молодая королева была напугана и одинока в чужой стране. Я хорошо знал это чувство. На время мы стали с ней близки. Но при дворе невозможно сохранить что–либо в секрете. Всюду есть глаза и уши, а также рты, неспособные оставаться закрытыми, и вскоре королю поведали о нашей дружбе. Мне запретили появляться при дворе. Многие вступились за меня, ваши дед и мать среди первых: их слово много значило для короля в те дни. Но бесполезно. — Он, наконец, повернулся ко мне. — Вся Европа воевала, Мэтью. У меня были рекомендации Бекингема, позволявшие получить должность в любой армии на выбор, а за время работы с ним я понял, что одарён в военном деле. Следующей весной я уже был новоиспечённым капитаном в Рейнланде, и моё будущее было предрешено. Вскоре Бекингем пал от ножа убийцы, и я подчинялся теперь только голландцам и немцам, платившим, чтобы я убивал для них. Я не встречался с вашей матерью с тех давних времён. Я часто думаю, что если бы судьба повернулась иначе, я легко мог бы оказаться…
На этих словах генерал умолк. Когда мы направились обратно к лошадям и ожидающим нас всадникам, он не произнес больше ни слова. Леблан развалился в седле с видом невыразимой скуки. Шимич, хорват–гигант, слушал доклад горца, сидящего верхом на гарроне. Мы почти дошли до них, когда Гленраннох повернулся ко мне. Его глаза, всегда холодные и невозмутимые, вдруг засияли жизнью и эмоциями.
— Мэтью, — сказал он, и в его голосе слышалась мольба, — ради всего, что связывало меня с теми, кого вы любите, и кто любил вас, я снова прошу, доверьтесь мне. Я вам не враг.
Ему нужен был ответ, в этом я не сомневался, но в моём сердце царил полный сумбур, и я не мог вымолвить ни слова. Я отвернулся.
Мы отправились обратно к «Юпитеру». Нас было всего четверо: двое Кэмпбеллов, что сопровождали нас, остались позади. Я был угрюм, проигрывая в голове слова генерала и примеряя их к тому, что знал — или думал, что знал. Гленраннох тоже, казалось, был поглощён собственными мыслями. Леблан замыкал процессию, лениво изучая суровую страну вокруг. Хорват Шимич ехал чуть впереди.
Мы проезжали узким ущельем, когда Леблан поравнялся со мной и склонился к моему уху.