Тут она окинула меня иным взглядом. Её прекрасное лицо стало бесстрастным и расчётливым.
— Вы лучше осведомлены, чем я ожидала, Мэтью.
— Недостаточно осведомлён, миледи. Этим утром вы велели убить меня вместе с Кэмпбеллом из Гленранноха…
— Это сделано не по моему приказу! — она сильно ударила кулаком по столу, задев блюдо, со звоном отлетевшее в сторону. Слуга порывисто шагнул вперёд, но она отмахнулась от него, не поворачивая головы.
— И с какой же целью? Сокрушить клан Кэмпбелл и вернуть себе все земли, когда–то отобранные у вас? Неужели вы думаете, что король позволит вам это сделать? О, ему потребуется немало времени, миледи. Но он созовёт ополчение и вышлет флот куда сильнее, чем два этих корабля. Вас раздавят…
Она презрительно рассмеялась, тряхнула огненно–рыжими волосами и воскликнула с издёвкой:
— Да вам вообще ничего не известно ничего, Мэтью Квинтон! Мария, Матерь Божья, прости меня! Вы и вправду верите, что я рискну столь многим, чтобы сразить Кэмпбеллов? Вы и впрямь верите, что я пойду на такой риск, зная, что Карлу Стюарту стоит щёлкнуть пальцами, дабы раздавить нас, как вы выразились? — Она встала, ухватилась за край стола побелевшими от напряжения пальцами и склонилась ко мне. — Здесь творятся дела куда более великие, чем противостояние Макдональдов и Кэмпбеллов, капитан. Куда более великие, чем Карл Стюарт может знать или предотвратить.
Потом она медленно направилась в мою сторону вдоль длинного зала. Я наблюдал за ней, изо всех сил стараясь не пасть жертвой её красоты. Это спокойное лицо, гордая походка, волосы, тронутые золотом в свете факелов. Завораживающее зрелище.
— Королевство островов будет восстановлено, капитан. Наследие моего сына получит независимость, подтверждённую Папой и защищённую Нидерландами.
Я уставился на неё. Королевство островов? Папа и Нидерланды? Это невозможно. Её слова не имели смысла. Она обезумела, или я обезумел, или, может, всё путешествие «Юпитера» мне приснилось. Да. Я проснусь в своей постели в Рейвенсден–Эбби с протекающей, как всегда, под дождём крышей, и с Корнелией, как всегда, лежащей рядом со мной, и всё снова будет хорошо.
Я помотал головой. Мысли неслись в ней одна за другой, мысли, заявлявшие, что я не сплю и не сошёл с ума. Папа и Нидерланды — католики и протестанты — никогда не объединятся для создания нового государства здесь, на краю Европы, подумал я. Я пытался осознать грандиозность заявлений графини, её амбиций. Королевство островов давно пало, оно мертво и захоронено, и не может воскреснуть; бо́льшую часть последнего столетия голландцы сражались за своё выживание против армий католиков, стремившихся стереть их с лица земли, армий, посланных, а иногда и оплаченных Папой. Нет. «Нет», — кричал мой рассудок, пока я смотрел на невозмутимое прекрасное лицо, что становилось всё ближе и ближе, это не просто невозможно, это противоречило всему, что я считал истинным: «Папа и Нидерланды?».