Джентльмен-капитан (Дэвис) - страница 2

Поток ливня оборвал мои бесцельные размышления как раз вовремя, чтобы услышать последнее заявление Олдреда.

— Не тревожьтесь, капитан! Полно места для смены галса, если поменяем его сейчас же. Этот ветерок стихнет так же быстро, как и задул, Бог мне в том судья.

Глаза Олдреда затуманились, но не от солёных брызг, что беспощадно нас жгли, а от злоупотребления казённым элем и дрянным портвейном. Кит Фаррел прошёл у него за спиной, устояв против огромной волны, придвинулся ко мне и крикнул, превозмогая рёв моря:

— Он ошибается, капитан: если мы сейчас ляжем на другой галс, то наверняка налетим на камни, не стоило оставлять столько парусов даже при том ветре…

Тут буря стихла, самую малость, и слова, которые Олдред ни за что не расслышал бы раньше, долетели до его ушей ясно как средь бела дня. Старик повернулся и свирепо уставился на Фаррела.

— Проклятье, мистер Фаррел, и что же вы понимаете в таких вещах? — вскричал он. — Сколько раз вы приводили корабль в гавань Кинсейл в гораздо худших условиях, чем нынешние? — Сейчас нас будут потчевать байками о «Принс ройал». — Разве вы не знаете, что я впервые вышел в море на «Принс ройал» в тринадцатом году? Он вёз принцессу Елизавету в Голландию на свадьбу. Почти пятьдесят лет назад, мистер Фаррел!

А теперь черёд Дрейка.

— Разве вы не знаете, что я учился морскому делу у людей, ходивших под парусом вместе с Дрейком? Самим Дрейком!

И в завершение грянет Армада: содержание самовоспевающих речей пьяного Олдреда было почти так же предсказуемо, как приход заката за рассветом.

— Кровь Христова, я водил дружбу с теми, что бились с самой Армадой. Так будь я проклят, мистер Фаррел, если не знаю своего дела! Я знаю фарватер Кинсейла лучше любой живой души на свете, я знаю, как справиться с каким–то свежим ветерком вроде этого, провалиться мне на этом месте, коли я не прав!

И, как бы спохватившись, он склонился ко мне под вновь усилившимися ветром и ливнем, обдал крепким запахом эля и сказал:

— Прошу прощения, капитан Квинтон.

Я был слишком напуган, чтобы даровать кому–либо прощение или напомнить Олдреду, в который раз, что мой дед тоже бился с Армадой и к тому же ходил с Дрейком в море. Дрейк был самым тщеславным и несносным из всех известных ему людей, говорил дед. «Не считая его самого, конечно», — всегда добавляла моя мать.

Всё усиливающийся ветер налетел в новом мощном порыве и сорвал человека с перекладины, которую те, кто разбирается в подобных вещах, назвали бы фор–марса–реем. Матрос замахал руками на могучую бурю, и долю секунды казалось, что он воплотил мечту древних — научился летать. Потом ветер унёс его навстречу новой огромной волне, и он пропал. Тем временем Фаррел и Олдред переругивались о рифах и курсах, левентиках и штагах, всё это звучало в моих ушах тарабарщиной.