— Вы лжёте… — лицо Певерелла превратилось в маску ужаса.
— Ах, казначей, казначей… — заговорил Гейл, придвигаясь ближе. — Предпочтёт ли хотя бы один суд на земле ваше слово моему? Кто осмелится подумать, будто Божий человек станет лгать под присягой и заявлять, что стал свидетелем того, чего он на деле никогда не видел? И я к тому же состою в крепчайшей дружбе с личным духовником короля. Знаете ли вы хоть одного такого судью, коллегию присяжных или трибунал, казначей?
— Верно ли я понял вас, преподобный Гейл? — перебил его я. При всей неловкости ситуации мне были ясны намерения капеллана. — Вы заявляете, что видели, как казначей мистер Певерелл и юнга Андреварта совершали акт, прямо противоречащий тридцать второй статье Дисциплинарного устава? Статье, предписывающей обязательную смерть в наказание за столь гнусный грех? И вы уверены в том, что видели, преподобный, и готовы повторить свои слова под присягой?
— Кто скажет, что я видел и чего не видел, капитан? — пожал плечами Гейл. — Мои воспоминания приходят и уходят в последнее время. — Тут его лицо посуровело, и он обернулся к Певереллу. — Но будьте уверены в одном. Если этот червь выдвинет какие–либо обвинения против мальчика, — казначей съёжился под его пристальным взглядом, — мои показания на трибунале будут ясны, как божий день.
— Беззаконие… — Певерелл едва мог говорить. — Ты служишь дьяволу, а не Богу. У меня есть друзья, и я отомщу тебе, грязный пропойца.
— Никому и ничему вы не отомстите, Стаффорд Певерелл, — свирепо проговорил Гейл. — В старые времена церковь давала убежище тем, кто нуждался в нём, священный гнев Господень защищал их от преследователей. Так же поступаю и я. С согласия лейтенанта Вивиана я принимаю мальчишку к себе на службу. — Вивиан кивнул. — По всем законам теперь он служит мне, а значит, и милорду архиепископу, и Господу Всемогущему. Запомните, Певерелл. Моя шпага двенадцать лет не пробовала крови, но если вы окажетесь рядом с этим парнишкой, находящимся отныне под моей защитой, чтобы обратить его в католичество или с любой другой целью, я насажу вас на неё, как и подобает поступать с таким перезрелым боровом, как вы.
Лицо казначея исказилось так, что на шее и лбу запульсировали вены. Секунду он стоял, разрываясь между страхом и гневом. Затем резко развернулся и скрылся в своей каюте. Андреварта растерянно поглядывал то на Джеймса Вивиана, то на преподобного Гейла. Капеллан кивнул в сторону лейтенанта, и мальчик подошёл к привычному для него хозяину, который прикоснулся рукой к шляпе и вернулся к своим обязанностям на шканцах. Боцман Ап, убедившись, что убийство и подобные беспорядки на корабле остановлены, в свою очередь притронулся костяшками пальцев ко лбу и покинул рулевой пост.