* * *
Неделю назад, убитый телеграммой сестры, извещающей о тяжелой болезни матери, Вадим садился на поезд, следовавший из Киева в Хабаровск, отрешенно поцеловав жену и детей. Из багажа в руках — «дипломат» с туалетными принадлежностями, в кармане — около пятисот рублей. А больше зачем? Так, лишние соблазны в пути. В Хабаровске его встретят, и, значит, денег должно хватить как раз, даже при трехразовом питании в вагоне-ресторане.
Дорога тянулась томительно долго. За окном размеренно перестукивали на стыках колеса, мелькали столбы и провода, украинские степи сменились бескрайними российскими полями, потом появились леса.
Ему было не до любования ландшафтом. Он лежал в пустом купе, глядя в потолок, и пытался предугадать, успеет застать мать живой или нет. Не раз успел пожалеть, что отказался от авиаперелетов, которые не выносил с детства, а в последнее время и просто боялся — самолеты сыпались с небес с трагическим постоянством. Выбрал поезд. А ведь давно был бы уже в Хабаровске, а не валялся на полке в громыхающем вагоне и не прикидывал, сколько дней пути еще предстоит и хватит ли ему денег?
Не далее как позавчера состав миновал Новосибирск и на всех парах несся дальше на восток…
Минувшим вечером он совершал привычный вояж в вагон-ресторан. Было что-то около десяти, за окном чернела непроглядная темень, ресторан понемногу готовился к закрытию.
За дальним столиком шумела веселая компания. Три молодых кавказца, обставившись бутылками с вином, налегали на спиртное. Изрядно подвыпившие, громко спорили, порой срываясь на крик, и всем присутствующим становилось известно, в чем не прав Магомет и как надо разобраться с «этим трусливым шакалом Назаром», чтобы прибрать под себя какой-то рынок. Кавказская тыркающая речь все чаще перемежалась с непечатной русской лексикой.
Через столик от них сидела девушка лет двадцати, как безошибочно определил Вадим, вяло ковырялась вилкой в остывшей яичнице, не обращая внимания на шум. А стоило обратить, ведь притчей во языцах становится неровное дыхание горячих кавказских парней при виде красивых женщин.
Вадим занял первый попавшийся стол, заказал второе и, поглядывая на шумевшую компанию, ощутил неясную тревогу. Кажется, не самое лучшее время выбрал он для ужина. Дети седых гор между делом тоже косились в его сторону, и эти, пока не предвещавшие дурного, взгляды с каждой выпитой рюмкой грозили перерасти в потасовку.
Поданный официанткой шницель оказался подобным резине и не поддавался ни ножу, ни зубам. Вадим ожесточенно пилил его тупым лезвием, раздирал вилкой на мелкие куски. А аппетит? Аппетит улетучился, и ему вдруг захотелось встать и уйти из ресторана, от греха подальше.