— Ты меня понял?! Рабочей силы не хватает, а ты такого жлоба собрался пустить под корень? Слон нас не поймет.
— Слон, — пробурчал Гвоздь и опустил автомат. — Интересно, если бы кто из рабов его занозил, он бы смолчал или пристрелил к едрене фене?
И с размаха впечатал автоматом в ребра Чехлову.
В глазах его помутилось. Казалось, ребра треснули, и раскаленная игла пронзила насквозь грудную клетку, и нечем стало дышать. Покраснев, он схватился за грудь и согнулся, давясь кашлем. И, получив сокрушительный удар по спине, повалился навзничь.
— Мы с тобой еще потолкуем, — многообещающе проговорил Гвоздь и напоследок пнул его. — Проклинать будешь тот день, когда я не стал стрелять. А мог бы сдохнуть быстро…
Их построили колонной по два, а Ивана, не имеющего пары, поставили во главе и повели, сворачивая куда-то в сторону. Впереди, насвистывая и находясь, видно, в благостном настроении, уверенно шел Макс. Замыкал Гвоздев, чья ушибленная скула ныла и немного припухла. Он сверлил глазами маячившую спину Чехлова, в мыслях уже предвкушая скорую расправу. Ничего, он с ним разделается. И не таких шустрых обламывали. Сперва уничтожит морально, а потом и физически. И бабу оттрахает прямо при нем, чтоб больше задеть…
Они шли долго. Миновав оплывший овраг, на дне которого журчал, вымывая глину, мутный ручей, поднялись наверх, и там Иван почувствовал близость реки. В воздухе пахло сыростью, гниющим топляком.
Лес расступился, и они вышли на опушку.
«Вот, оказывается, куда вела зарубка», — думал он, рассматривая бревенчатый трехстенок под тесовой крышей, притаившийся рядом с чахлым осинником, что виднелся у дальней кромки леса.
Под навесом кто-то возился, потом из сруба, согнувшись, вышел человек с двумя ведрами и передал их другому, сидевшему, видимо, на земле, потому что сразу его Иван и не заметил.
Приняв ведра, человек со всклоченной бородой и копной нестриженых волос, в синей униформе, на подгибающихся ногах пошел прочь от строения, миновал вросшую в землю избушку с просевшей крышей, скрылся за большой, как шатер, военной палаткой и вновь появился уже у берега реки.
Самой реки отсюда не видать — берег высок. Но Иван отчетливо слышал отдаленный плеск волн, а за широким просветом, где в неясной голубой дымке темнела, подпирая прозрачное небо, гряда леса, проглядывался противоположный берег.
— Не тормози! — грубо прикрикнул на него Макс, направляясь к избе.
Поставлена она была давно, ясно с первого взгляда: лет пятнадцать назад, а то и больше. Бревна почернели и рассохлись, от венцов разбежались кривые уродливые трещины, кое-где неумелой рукой замазанные глиной. Торчала из швов, свисая клоками, пакля. Крохотное окно, заделанное пленкой вместо стекла, было чуть выше земли. Вместо печной трубы выгоревшее ведро без дна. Входная дверь на ржавых, литых петлях, подле которой маячил часовой.