Сказать, что Слон просто разозлился, значило не сказать ничего. Он рассвирепел, вышел из себя от дерзкой выходки бродяг, вроде бы скованных цепью. И, хотя провинившиеся уже кормили червей, никак не мог успокоиться.
Каким образом они открыли наручники? Чем?.. Выходит, где-то он допустил промашку, чего-то не учел?
Дурной пример заразителен. Что не вышло у одних, могут попытаться сделать другие. Нет, надо на корню пресекать даже малейшие поползновения. Без жалости, каленым железом, если можно так выразиться.
Насчет каленого железа он, конечно, слегка перегнул, но дух этих ублюдков, человеческих отбросов, смеющих называть себя людьми, следует сломить, выбить бунтарские замашки, довести до запуганного состояния, когда, и схлопотав по морде, не смели бы поднять глаз, не то что показать зубы.
Страх… Страх перед наказанием, страх перед физической силой, страх перед страданиями и ликом смерти — вот его помощник! Страх…
Злость горячей волной прилила к голове. Он шагнул к опустившей головы цепи, сцапал за грудки первого попавшегося — плешивого бродягу, и взревел, когда он, испуганно моргая ресницами, уставился на него, вместо того чтобы смиренно смотреть в землю. Успокаивало одно — в глазах все же стоял страх. Из искры разгорится пламя.
— Значит, так вы усвоили урок номер один? Не понимаете, когда с вами на доверии, обращаются по-хорошему?.. Лады! Пойдет по-плохому!
Выплескивая из себя душившую ярость, он всадил кулак в худое брюхо плешивого.
Бродяга закатил глаза и задвигал челюстями, глотая воздух. Ноги в коленях подогнулись, и, не будь Слона, сдувать ему пыль с его армейских ботинок.
— Не дошло до вас?.. Да? — прошелся взглядом по понурым лицам.
Он ослабил хватку. Плешивый, как подкошенный, рухнул к его ногам. Добавив ему пинком в бок, Слон саданул кулаком его напарника. Тот тоже не устоял.
— Кто еще желает? Бегите! Не стесняйтесь! Давайте прямо сейчас! Сразу! Ну… желающие! Шаг вперед! Покончим с этим прямо здесь!
Никто не вышел из строя, и это завело его еще больше.
«Трусы!» — полыхнул пожар в мозгу, и Слон двинулся вдоль строя, раздавая пудовые удары направо-налево.
Кто-то снопом валился под его ударом, кто-то сдавал назад, умудряясь остаться на ногах.
Все они, а Слон это чувствовал шестым чувством, его ненавидели. Ненавидели, но боялись и прятали, отводили глаза. А это, он знал, первый признак слабости.
— Нет желающих? — вернулся он к середине шеренги, подавляя волю бродяг.
Ответа не последовало. Молчал и он. Взгляд бомжа, скованного в паре с плешивым, не был, в общем-то, вызывающе дерзок. Было в нем что-то другое, заставившее Слона замолчать…