– На тебя всегда приятно смотреть, сама знаешь.
«А вот Алессия подумает что-нибудь не то…»
Черт! Да какая мне разница?
Каролина выгибает губы в иронической улыбке.
– Только тебе оно не нужно, – неожиданно тихо произносит она. – Ты кого-нибудь встретил?
– Каро, пожалуйста, не начинай. Нам больше нельзя. Да и месячные…
– Раньше тебя алые приливы не пугали, – фыркает она.
– Господи боже мой, когда я такое ляпнул? – Прижав пальцы к вискам, я в ужасе поднимаю взгляд к потолку.
– Много лет назад.
– Ну, прости, наговорил лишнего.
«Женщины! Они помнят столько чертовой ерунды!»
Улыбка сходит с ее лица. Она печально устремляет в окно невидящий взгляд.
– Мы два года пытались завести ребенка. Два чертовых года. Мы оба хотели сына. – По ее щекам медленно струятся слезы. – А теперь его нет. Я потеряла все. Ничего у меня нет и не будет.
Опустив голову на руки, Каролина горестно всхлипывает.
Какой же я идиот. Сев на кровати, я обнимаю Каролину и даю ей выплакаться. Из коробки на тумбочке я достаю салфетку.
– Держи.
Она хватает бумажный квадратик, как будто в нем скрыт смысл ее жизни.
– Нам больше нельзя этого делать, тем более пока мы оба в трауре, – мягко объясняю я. – Это нечестно. И ты не потеряла «все». У тебя есть твои собственные средства. И дом. Если нужно, мы выделим тебе содержание из трастового фонда. Кстати, Ровена считает, что ты могла бы прекрасно оформить новые апартаменты в Мейфере. – Я целую ее в висок. – Я всегда буду с тобой, Каро, – но не как замена Киту. Я твой друг и брат твоего мужа.
Привалившись ко мне, Каролина поднимает голову и душераздирающе смотрит на меня полными слез голубыми глазами.
– Все потому, что я выбрала его?
У меня противно ноет в боку.
– Не надо…
– Значит, ты нашел кого-то еще? Кто она?
Об этом мне разговаривать совсем не хочется.
– Пошли в кафе, пора завтракать.
Я молниеносно принимаю душ и одеваюсь. Пока Каролина приводит себя в порядок, я спокойно несу пустую чашку на кухню. При мысли о скорой встрече с Алессией мое сердце стучит, как барабан.
«Почему я так нервничаю? Волнуюсь?»
К моему разочарованию, на кухне пусто, и я заглядываю в чулан, где Алессия гладит мои рубашки. Она не видит меня, и я наблюдаю за ней. Она скользит утюгом по белью с той же чувственной грацией, которая поразила меня несколько дней назад – длинными, размеренными движениями, сосредоточенно нахмурив лоб. Закончив гладить рубашку, Алессия внезапно поднимает голову. Ее глаза удивленно раскрываются, щеки заливает нежный румянец.
«Господи, да она очаровательна».
– Доброе утро, – говорю я. – Извини, я не хотел тебя пугать.