Сестры зимнего леса (Росснер) - страница 126

Лебедь молчит.

– Не хотите помогать, не надо. Улетайте туда, откуда прилетели, сама справлюсь. Впрочем, скорее всего, уже слишком поздно.

Спускаюсь с крыши. На сей раз не понарошку, а всерьёз.

– Погоди! – говорит Дмитрий.

– К чему? – обречённо вздыхаю.

Все мои идеи оборачиваются пшиком. И эта оказалась такой же. С чего я вообще вообразила, что лебеди мне помогут? Как бы Лайя не возненавидела меня ещё больше за попытки её спасти. Хотя куда уж больше? Куда ни кинь, всюду клин.

– Твоя сестра обручена? – спрашивает он.

– Не знаю. Так у неё действительно есть лебедь-суженый?

– Я не об этом. Она с ним переспала? Так, кажется, говорите вы, люди? Она переспала с Фёдором?

– Не знаю. Надеюсь, нет. Правда, Лайя сейчас живёт с ним, поэтому нечто подобное могло произойти. – Я судорожно сглатываю. – Хочется верить, что он дотерпит до свадьбы. Просто помогите забрать её оттуда, это всё, о чём я прошу. Я не жду чуда, мне нужна моя сестра.

– Я должен посоветоваться со стаей. Потом я вернусь. Возьми. – Он выдёргивает из плаща перо. – Это мой зарок тебе.

Новый порыв ветра взметывает вихрь белых перьев, и с крыши взлетает лебедь.

Смотрю ему вслед, качая головой.

Теперь остаётся лишь ждать.

76

Лайя

Я ощущаю
божественную сладость на губах.
«Ты, Фёдор?»
Приоткрываю рот,
целую, но вместо нежных губ
меня ждёт мякоть
персика.
Кусаю.
Чудный вкус!
И ароматный сок
течёт по подбородку.
Блаженно жмурюсь.
«Как восхитительно…»
Внезапно,
мир начинает
волчком вокруг вертеться.
Он на руках меня
выносит из избушки.
Как же я устала!
Хочу открыть глаза,
но нету сил.
Почему-то персик
стал горьким, как полынь,
а руки Фёдора – не толще веток
и пахнут уксусом.
Приподнимаю веки,
но что-то взор мне застит,
ничего не вижу.
Меня тошнит. Похоже,
тот персик был гнилым.
Мы вроде бы спускаемся.
И лестница винтом
ведет всё вниз, и вниз,
кругами вниз и вниз…
Пришли, похоже. Тело, как чужое,
висит безвольно на его руках,
не слушается. Тато, мамо! Либа!
На помощь! Помогите! Что со мною?
Дверь отворив пинком,
он осторожно
кладёт меня на ложе.
Приоткрыв глаза,
пропавшего Зуши я рядом вижу.
Откуда здесь он взялся?
Оглянувшись,
я замечаю Хинду. Оба спят.
Но как они бледны!
Вдруг чьи-то руки
безжалостно
мне открывают рот.
Всё тот же персик.
Проглотить пытаюсь,
но сок жжёт губы,
кажется, совсем
он сгнил.
И всё же
я продолжаю есть,
как будто этим
хочу себя уверить,
что способна
почувствовать
хоть что-то,
что-то,
что…
Я прихожу в себя.
Зачем здесь Зуши с Хиндой?
Передо мной – Мирон,
не Фёдор вовсе!
Связав мне ноги, он
хватает за запястья.
Жалко отбиваюсь,
кричу, но голос тих и тонок.
Все персики
по полу
раскатились.