Мирон прокусывает
вены на запястьях.
Струйки крови,
как алое вино,
бегут по коже.
«Вот всё, на что жиды годятся.
Кровь ваша слаще мёда.
Зато прогнили души.
Я не позволю Фёдору
тебя короновать».
От боли корчусь,
задыхаюсь. Он же
приникает к моим
лодыжкам, кусает
и сосёт,
сосёт,
сосёт из вены кровь.
Я в ужасе пытаюсь
что-то сделать,
но мой язык немеет,
а мысли путаны,
бессвязны и пусты.
Взгляд мечется.
Мирон мне говорит:
«Когда девчонка та
на льду разбилась,
Богдан не знал,
что делать. Испугался,
что люди станут
во всём винить его.
Я дал ему совет.
Свали, мол, на жидов,
они как раз под боком.
Но в наши планы встрял
вдруг Михаил, поганец мелкий.
Повсюду он совал
свой длинный нос.
Да, кровь есть кровь,
однако кровь жидов
недорогого стоит».
Я уже
не ощущаю ног.
И пусть.
Так даже лучше,
ведь я не чувствую и боли больше.
Мне страшно, я замёрзла
и одинока.
Ошиблась раз – и за ошибку
я жизнью поплачусь.
И Либу не спасла,
и сгинула сама.
Сердце
по венам гонит яд.
Не кровь, вино течёт по венам,
а сами вены – те лозою стали
виноградной. Что же…
Сюда явилась я по доброй воле
и знала, что назад пути не будет.
Сестра была права, а я, как дура,
надеялась, что это всё поклёп
и что Богдан убил
и Женечку, и Михаила.
Я заблуждалась, сбилась я
с пути.
В руках Мирона возник венец терновый
о шести шипах.
Как же венец этот похож на тот венок,
что на поляне мне сплёл он.
Шипы вонзились в шею,
оставляя шесть ран кровавых.
Вот и всё.
Я умираю.
А за мною следом
погибнет весь
наш штетл.
Прощайте,
мама с тятей.
К губам моим
приникли чужие губы
На вкус они как пепел,
как прель, как пыль. Пытаюсь
увернуться, сплюнуть…
Куда там!
Мирон сильнее.
«Мой брат хотел
всех нас перехитрить.
Вообразил, что ты – иная.
Я ж докажу:
евреи истекают кровью,
точь-в-точь как прочие.
А корни сохнут, Лайя.
Их следует полить,
но не водою. На твоей
крови поспеют фрукты
алые, а мы накормим ими
простушек деревенских.
И вскоре запылают
все ваши штетлы, их пожрёт
огонь вражды и злобы.
Мы ж уйдём.
Ну, а леса возьмут своё.
Земля легко поглотит вас,
людишки.
Вы захлебнётесь ненавистью
ваших сердец и душ, глупцы!»
Я испускаю визг.
Пронзительный,
истошный,
он длится до тех пор,
пока весь мир
не накрывает мгла.
Я слышу эхо. Оно
напоминает
далёкий,
чистый,
лебединый
зов.
Нет. Это звон
разбившегося
сердца.
Я предана.
Меня он предал,
предал.