Намочив вторую тряпицу, прикладываю к ране. Рувим морщится от боли, по его телу пробегает судорога.
– Прости, Рувим, прости меня.
Он приподнимает веки. В голове бьётся одна-единственная мысль: «Не желаю, чтобы он умер!» Не знаю, как ещё сладится у нас с Довидом, но мне не хочется потерять Рувима. Он, Альтер и мой тятя – всё, что осталось от Купели, от отцовского рода. Мы – последние из Берре Хасидим.
В дверь стучат.
– Доктор пришёл! – кричу.
– Я спешил как мог, – в дом входит запыхавшийся доктор Полниковский с дочерью.
За ними – Довид. При виде него Альтер коротко кивает, Довид отвечает тем же и говорит, вопросительно глядя на бородача:
– Мне надо уходить, мужчины готовятся дать отпор погромщикам.
– Иди, – отвечает Альтер. – Хас ве-шалом, не дай Бог, случится то же, что в Купели. – Дыхание у него перехватывает, он умолкает.
Довид смотрит на меня. Чувствую – хочет что-то мне сказать, но он молча разворачивается и покидает дом.
– Я вскипятила воду, – говорю доктору. – И сделала отвар из шалфея, бессмертника и калины.
– Хорошо. Теперь все покиньте комнату. Я буду работать, а моя дочь мне ассистировать.
– Если что-нибудь понадобится, мы – рядом, – предупреждаю его.
Выходим на крыльцо и слышим хлопанье крыльев. На крышу опускается дюжина лебедей, за ними летят ещё и ещё. Сотня, не меньше! Лебединые крылья затмевают небо. Бросаемся к реке и видим идущих по берегу вооружённых людей с факелами. Человек пятьдесят. Они тоже потрясённо смотрят в небо.
На опушку выходят дубоссарские евреи в звериных шкурах. Вспоминаю матушкину историю о святой Анне-Лебедице. На миг мне кажется, что невозможное – возможно. Не успеваю глазом моргнуть, как люди начинают меняться: Иссер, сын башмачника, превращается в лиса, Хешке-Бондарь – в волка, реб Мотке-Молчун – в зубра, Шмулик-Нож становится филином, Пинхас Галонитцер – лосем, а Довид, мой Довид – медведем!
Сердце мучительно сжимается и… Наваждение спадает.
Передо мною – люди, просто люди. Мне же на мгновение открылось то, что скрывается в их душах. Я знаю и знаю, что они тоже это знают: мы выживем. Выживем потому, что быть евреем – значит сражаться за то, что тебе дорого.
Лебеди спускаются и окружают озверевшую толпу морем белых крыльев. Факелы летят на лёд. Вопя от страха и ужаса, погромщики поворачивают назад.