Лайя согласно кивает, но по глазам вижу – врёт.
– Ты в самом деле думаешь, что речь идёт об обычных медведях? – спрашиваю.
– Не знаю, но собираюсь выяснить.
– Сейчас я была в лесу, и мне показалось, будто за мной подсматривают. Попыталась догнать соглядатая, да куда там! Слишком быстр. Заметила только мелькнувший мех. Вечером смотри в оба, Лайюшка. Теперь я не единственный медведь в окрестностях.
– Буду настороже. Но и ты тоже поостерегись. Неразумно гоняться по лесу за незнакомыми медведями.
– Постараюсь. Пообещай мне ещё кое-что.
– Что?
– Если увидишь, как я… меняюсь, беги, Лайя, беги со всех ног.
– Куда и зачем?
– Затем, что я себе не доверяю. Я себя боюсь. Вдруг потеряю голову и наброшусь на родную сестру?
– Я-то тебе доверяю.
– Ну, хоть одна из нас мне доверяет, и то хлеб, – вздыхаю.
– А что у тебя с Довидом?
– Нет у меня ничего с Довидом, – качаю головой.
Слова отзываются тупой болью.
– Выше нос, Либа. Ты у нас умница, наверняка что-нибудь придумаешь.
– Тебе всё просто, Лайя. Береги себя, ладно? Не верю я этому Фёдору. Откуда ты знаешь, может быть, тебя ждёт иной суженый?
– Тогда ему следует поторопиться и срочно дать о себе знать. – Лайя упрямо скрещивает руки на груди.
– Всё же не стоит кидаться на первого встречного.
– А тебе в таком случае тоже нужно погулять с двумя-тремя городскими парнями?
– Не перегибай палку.
– Я и не перегибаю.
Лайя смотрит в упор. В её светло-голубых глазах я вижу отражение своих тёмно-карих и понимаю, что прошлого уже не вернуть. Впрочем, вероятно, оно и к лучшему? Всё идёт своим чередом, так, как должно. Мы переменчивы, будто луна.
– Может быть, в городе безопаснее? – спрашивает Лайя.
– Сама о том же думаю, – отвечаю ей, и меня передёргивает при воспоминании об увиденном в лесу.
Замечаю, что больше не чувствую себя одинокой.
– Либа, ты же разговаривала с Майзельсами… Они не пустят тебя погостить?
– Меня? А ты?
– Мне кажется, я не смогу покинуть лес.
– Ну, и кто теперь из нас мишуге? Учти, одну тебя я тут не оставлю. Не знаю, что нас ждёт впереди, но родители не захотели бы, чтобы мы разделялись.
– Они уехали. И ещё неизвестно, вернутся ли.
– Разумеется, вернутся, – отвечаю я, однако мой голос срывается.
– Они нас бросили.
– Неправда. Тятя поехал проведать ребе, лежащего при смерти. Что ему, по-твоему, надо было делать? Сидеть дома?
– Тятя нам здесь нужен. Здесь что-то назревает.
И хотелось бы возразить, да права сестра. Жаль, что родители не остались. Я не говорю Лайе про гул, идущий из-под земли, просто потому, что не знаю толком, как его описать. Да и поймёт ли она? Может, я вообще его вообразила? Тут до меня кое-что доходит: я не хочу, чтобы Лайя сегодня уходила в лес одна не только потому, что мы должны держаться вместе. Если она уйдёт одна, значит, и я останусь в лесу одна-одинёшенька.