Закончив составление карты и тщательно проверив свою работу, Грачик подошел к постели, на которой растянулся Кручинин. Негромко, как можно равнодушнее, проговорил:
— Как вы это находите?
Тот рассеянно поглядел на отпечатки. Сел в постели, пригляделся повнимательней.
— Что, по-твоему, нужно теперь сделать? — спросил он.
— Пока прибудут законные власти и можно будет арестовать старика, нужно принять меры к тому, чтобы он не скрылся.
— По-моему, он и не собирается скрываться.
— Вы так думаете? А я бы все-таки предупредил пастора, чтобы он за ним последил. Ему удобней, чем кому-либо другому оставаться около Хеккерта.
— Правильно придумано, — согласился Кручинин, — иди и скажи это пастору. Расскажи ему все.
— Быть может, лучше сделать это вам самому? — нерешительно спросил Грачик.
— Самому?… Хорошо!
Когда Кручинин сказал пастору об ужасном открытии, тот казался настолько потрясенным, что долго не мог ничего произнести.
— Боже правый, — проговорил он, наконец… — это возможно? Господи, прости ему…
Он несколько мгновений стоял, уронив голову на грудь и молитвенно сложив руки.
— Вы уверены в том, что здесь не может быть ошибки? — спросил он.
— Законы дактилоскопии нерушимы, — ответил Кручинин. — Впрочем… мне кажется, вам это хорошо известно… Лучше, чем мне.
— Да, да… Иногда хочется, чтобы наука была не так неопровержима… Братоубийство! Неужели эго слово не заставляет вас содрогнуться?!
День прошел без всяких происшествий. После обеда прибыл фогт. Он совершил несложные формальности и еще раз подтвердил свою просьбу Кручинину помочь властям разобраться в этом деле. В мирной жизни страны оно было более чем необычайным.
К удивлению Грачика, Кручинин ни словом не обмолвился об установленной виновности старого кассира. Благодаря этому версия о виновности Оле Ансена приобрела официальный характер. Обнаруженный на месте преступления кастет и бегство проводника казались представителям власти достаточными уликами, чтобы дать приказ об изготовлении к завтрашнему дню печатного объявления о розыске преступника. Объявления должны были развесить в публичных местах. В объявлении все граждане призывались к содействию властям, заключавшемуся в задержании преступника и в передаче его властям.
Если Кручинин молчал, значит, так было нужно. Грачик не решался что-либо сказать в защиту Ансена, хотя и удивлялся поведению своего друга.
В течение дня Грачик несколько раз перехватывал вопросительный взгляд пастора, устремленный на Кручинина. Пастор как будто тоже не понимал причин молчания и тоже не решался ничего сказать. Грачик и пастор были точно загипнотизированы поведением Кручинина.