– Самое главное – не бояться, – говорит Джин. – Ведь здесь все точно так же, как на нашем острове, только домиков не хватает. Мы можем спать на песке. Это закаляет дух и плоть. К тому же, как утверждает Эстер, это всего лишь одна ночь. Я вам рекомендую не стелить саронг на песок, а поплотнее в него завернуться, чтобы как-то уберечься от москитов. И не бойтесь. Все будет хорошо.
Небо усыпано звездами. Их так много, что я невольно испытываю счастье. Первый раз в жизни я ночую под открытым небом, завернувшись в расшитую тряпицу, и потому чувствую себя частью космоса. Я представляю, как Дейзи смотрит на те же звезды и думает обо мне (на самом деле в Англии сейчас день, так что она вряд ли предается подобному занятию, но мне так хочется установить между нами космическую связь, что я пренебрегаю скучной реальностью). Она все равно обо мне вспомнит, потому что сегодня мой день рождения. Вероятно, моя девочка уже звонила или отправила послание и теперь удивляется, почему я не отвечаю. Придется призвать на помощь телепатию.
Сидеть в темноте нет никакого смысла, тем более мы уже все съели.
Мы укладываемся вокруг костра. Марк с Черри лежат в обнимку, чуть поодаль от нас, прикрывшись двумя пляжными полотенцами. Джин и Джен ложатся врозь. Мы с Кейти и Эдвардом устраиваемся рядом, головой к костру, и Кейти прижимается ко мне, чтобы ее полотенце закрывало нас обоих. Оно гораздо надежнее, чем мой хлипкий саронг.
Я шепотом благодарю ее.
– Сегодня у меня все наперекосяк, – добавляю я.
– В этом своя прелесть, – смеясь, шепчет Кейти. – Бывает очень забавно, когда все идет не по плану. Ты понимаешь, что ничего в силах изменить, и вынужден приспосабливаться как можешь.
– Но я бы все-таки предпочла увидеть завтра утром лодку.
– Кто спорит. Но этот день рождения ты уж точно не забудешь.
– С днем рождения, Эстер, – сонно произносит Эдвард, и все наперебой начинают меня поздравлять.
Под этот хор голосов я погружаюсь в сон.
Кэти
Июнь 1988
Спустя четыре дня
Все смеются над нами. Я каждый день ухожу из школы со слезами на глазах. Но я держусь, потому что мои чувства ничего не значат. Если я расплачусь, то только от жалости к бедным грешникам, которые не хотят знать истину. Они считают нас придурками, насмехаются и крутят пальцем у виска. Им кажется, что этим они меня уязвляют. Однако это не так.
Ведь их могли бы забрать на небо, и они пребывали бы в вечности, сидя рядом с Христом, а они слепы и ничего не хотят знать. Им просто наплевать. Они приговаривают себя к вечным мукам, потому что смеяться над блаженными гораздо легче, чем прислушаться к их словам.