– Ты хочешь сказать, у нас отметилась графиня?
– Доказательств причастности Скарлет Катаут к событиям нет.
– Естественно. Было бы удивительно, если бы их нашли. Лишь слухи о её причастности да руины городов. Господи, до чего докатилась их знать!
– В Тверь перебрасывают ближние дружины всех родов первого круга, было бы хорошо и доместиков задействовать.
– Зачем такое количество элитных войск? Да они сами, если что, этот город в пыль сотрут.
– Успокоить ситуацию. Пусть никто и не погиб, но ожоги сетчатки, повреждения барабанных перепонок и множественные порезы выбитыми стёклами получили многие. Легко отделался только центр. Несколько поваленных деревьев, и всё. Бронированные стёкла, практически полная звукоизоляция и автоматика на стёклах переменной прозрачности позволили избежать даже травм. Всего несколько человек пострадало. Вот туда-то и надо бы направить наших. Чтобы почувствовали личную заботу о них императора.
– Хорошо, пусть проветрятся. Ещё закажи панихиду по всей стране о рабе божьем… Хм… Точно! Спасителе Твери. Версию с графиней проверьте максимально тщательно!
– Фрось, чего тебе?
Она ничего мне не ответила, просто как-то странно посмотрела, но продолжила идти в мою сторону. Почему-то сразу стало неуютно в этом огромном и неудобном кресле. Вот думал же подыскать поудобнее, да не сподобился. Правда, понял, что дискомфорт причиняет не оно само, во всяком случае, в основном не сразу. Главным источником являлось её приближение. Ещё этот чёртов толстенный ковёр! Будто призрак надвигается! Блин, да я же себя накручиваю! Просто звук шагов скрадывается.
– Ты почему так побледнел?
Господи, голос-то какой потусторонний! Но на ненормальность своей реакции вновь обратил внимание, только когда попытался разжать пальцы, вцепившиеся в столешницу так, что побелели. Да что со мной происходит?! Это же мой кабинет, и здесь действительно много чего поглощающего звук. Конечно, не специальное помещение для записи в звуковой студии, но эффект подобной акустики налицо. Да и знаю ведь очень хорошо на самом деле, почему так реагирую.
– Прости…
– За что? – удивилась она в ответ на мой почти шёпот.
– За страх… Не смотри так. Вовсе не тебя боюсь…
– Я и не думала…
– Понимаешь… Только дай договорить! Не знаю почему, но вдруг решил, ты целоваться идёшь… Нет, я вовсе не это имел в виду. Подожди! Не обижайся. Просто после них проходят видения или галлюцинации, но разбираться мне не хочется.
– Почему?
– Это страшно, противно, омерзительно и шокирующе…
Она ничего не произнесла, но её удивлённый и одновременно вопросительный взгляд сам всё сказал. Я же всерьёз задумался. Говорят, если выговоришься, станет легче. Только вот кому?! Уж точно не первому попавшемуся прощелыге, нацепившему бейджик «психолог». До собутыльника ещё не дорос. Она единственный хоть сколько-нибудь близкий мне человек в этом мире. Больше, получается, и некому. Но сможет ли она принять во мне то, что сам не в силах?!