«Пора делать следующий шаг».
Она наблюдала, как все рассаживаются, точно стайка птиц, встревоженная давно улетевшим ястребом. Агла вдавила дочку в угол и не сводила с нее, мокрой и кипящей от злости, глаз. Хильдигуннюр завела новую беседу, начав с удачно подобранной и очень грубой шутки про мокреньких девочек, и теперь все пили из бочек, распевали песни и делали то же, что и всегда. Никто не обращал на нее внимания.
Она засунула руку под ящики, где ее мать держала бочонок ядреного варева. «Посмотрим, мама, каково твое лучшее пиво». Тот, кто был ее целью, сидел на бочке в другом конце зала, чернее тучи. Успокоив Руну и вернувшись с улицы, он так и оставался на одном месте, сжимая кружку и глядя на все исподлобья. Она доставила себе удовольствие и немного поразглядывала его. В лице Аслака было что-то приятное, даже когда он сердился. Может, это и значило хотеть? Может, так это и начиналось? Она схватилась за эту мысль, упрятала в коробку и убрала подальше. «Потом разберусь». Она прошла между гостями с ковшом в одной руке и двумя кружками в другой, не подозревая о глазах, что следили за ней.
Аслак моргнул и поморщился от вкуса напитка.
– Я о чем: разве это его дело?
– Конечно, – проворковала Хельга. – Еще?
– Нет. Не надо, – короткая пауза. – Еще.
Она улыбнулась ему искренней улыбкой, подняла ковш со сваренным матерью адским зельем и плеснула мутной жидкости в кружку Аслака.
– Пожалуйста.
– Спасибо.
«Не надо бы тебе меня благодарить».
– Не за что. Я просто думаю, что тебе нужна поддержка.
– Зачем это мне поддержка? – он уже поплыл, но все еще не утратил подозрительности.
– Ну как же – мы все его видели.
– Кого?
– Сигмара.
Неразборчивое озлобленное бормотание.
– Он лапал твою жену.
– Ему нужно было…
– О, он сделал больше, чем нужно было. Мы все видели. Да он должен заплатить за твою честь. Еще?
Аслак не ответил, просто протянул кружку. Когда она наполнилась, он выпил все залпом.
– Он грязный трус, – прорычал он.
– И старый к тому же.
– Да. Старый. – Молодой человек скривил губы в отвращении.
– И он не имеет права так обращаться с сыном Уннтора, да еще и на Речном хуторе. Это оскорбление чести твоего отца. – Аслак стиснул кружку крепче. «Хорошо. А теперь печаль». – Не знаю, правда, что ты сможешь сделать.
Худощавый молодой человек вскочил. Если он ее и замечал, то не подавал виду.
– Я пойду и налью нам еще, – тихо сказала Хельга на случай, если он еще слушал.
Он не слушал.
Когда голос Аслака перекрыл болтовню, их уже разделяло немало гостей.
– Сигмар Горанссон! – один за другим голоса мужчин стихали. – Сигмар Горанссон, я объявляю тебя трусом и белобрюхим сученышем!