– Малышу Вёлунду уже двенадцать зим, – сказала Хельга, – и он давно уже не малыш, как мама говорит.
Уннтор фыркнул и отмахнулся от нее:
– Если я сказал, что он малыш, значит, он малыш, – заявил он. – Эйнар, принеси батины снасти. Кровати сколотим там, где ты стоишь.
Эйнар кивнул, бросил доски на землю и вышел. Все прочие обломки сельской жизни, хранившиеся в старом коровнике, теперь были аккуратно сложены у забора, и в опустевшей постройке воцарилась тишина.
– Моя плоть и кровь едет за мной, Хельга, – тихо сказал Уннтор.
– Папа, ты о чем?
Старик повернулся и взглянул на нее. В полумраке он казался очень усталым.
– Моя плоть и кровь, – повторил он, – с тьмой в сердце. Я видел во сне.
Она открыла рот, чтобы заговорить, но звяканье металла о металл возвестило о приближении Эйнара. Уннтор тоже его услышал, и в мгновение ока утомленный старик исчез, а вместо него появился грозный вождь.
Хотя стояла жара, волоски на руках у Хельги поднялись дыбом.
* * *
В полдень по округе прокатился крик Яки:
– Всадники!
Хельга разволновалась. Странное поведение Уннтора в коровнике тревожило ее, но она старалась не обращать на это внимания. «Что-то случится». И пусть уют повседневности успокаивал, но эта мысль не отпускала: на нее надвигался внешний мир. Она подбежала к главным воротам, откуда ничто не закрывало вид на долину. Яки и Эйнар были уже там.
– Лошадей они не берегут, – заметил Яки.
– Когда это Карл хоть что-то берег? – сказал Эйнар.
Коренастый мужчина резко схватил сына за руку.
– За языком следи, – прорычал он. – Понял меня?
– Да, папа, – ответил Эйнар, стараясь не морщиться от грубой хватки.
Яки отпустил его.
– Просто… если можешь, ничего не говори. – Он взглянул на Хельгу и добавил: – И ты, девочка, тоже.
Хельга кивнула:
– Конечно. – Она посмотрела на всадников. Силуэты были едва различимы. – Их трое?
– Они далеко, мне не видно, – пробормотал старик.
– Возможно, – Эйнар выглядел озадаченным. – Но кого тогда они оставили дома?
Со двора послышался голос Хильдигуннюр:
– Хельга? Подсоби-ка мне…
Еще раз взглянув на приближающихся всадников, Хельга развернулась и побежала к длинному дому, внушительному строению со стенами почти в два человеческих роста. Женщина в боковых дверях по сравнению с ним смотрелась что веточка, но Хельга давно поняла, что о ней нельзя судить по внешности. Хильдигуннюр, женщина, ставшая ей матерью, была выносливей многих мужчин. Пусть она не была ни высокой, ни крепко сбитой, зато двигалась с легкостью, скрывавшей пятьдесят пять прожитых лет, и до сих пор могла бежать полдня без остановки. Каким бы невероятным это ни казалось, она во всем была ровней Уннтору. Последние тридцать лет они были сердцем и своей долины, и соседней, и той, что за ней. Женщины проводили в пути несколько дней, чтобы спросить у Хильдигуннюр совета; большинство считало ее строгой, но справедливой, а у тех, кто так не думал, хватало мозгов, чтобы помалкивать и поминать ведьмовство лишь там, где