Мой собственный член подрагивал от звенящего во всем теле напряжения.
— Ещё! Ещё! — требовал я, будучи не в себе.
Лас зарычал, напоминая зверя. Кончики его когтей впивались в кожу. Но в этот самый момент я желал быть разорванным на части, на клочки.
Его твёрдый член, казалось, разрывал меня на осколки, заставляя чувствовать каждую вздувшуюся вену, утолщение у основания, распухшую головку. Он натягивал меня на себя, так словно я был идеальным лоном для его естества.
И я сорвался, чувствуя боль от того, что собственное тело стремительно сжималось.
Лас захрипел, кончая вслед за мной.
Оба мы повалились на бок, не в состоянии пошевелиться, а когда внутри стал распухать узел, я понял, что такое настоящая боль.
Дыхание обдало кожу и два клыка вошли в мою шею.
— А-а-а! — тысячи молний прострелили тело, выворачивая меня наизнанку.
Остальное я помнил смазанно. Лас поранил свое запястье и заставил меня сделать несколько глотков. А затем проговорил слова выученной клятвы. Я вторил, всё ещё находясь в его объятьях, пока узел давил изнутри.
— …навечно, — произнёс мой альфа.
— …навечно, — вторил я, понимая, что ни о чём и никогда не пожалею.
Какой бы выбор я ни сделал, какой бы дорогой ни пошёл, это не имело значения, пока рядом со мной был Лас.
— Я люблю тебя, — сказал я, зная, что услышит меня только он.
— Я люблю тебя, Энди, — донеслось в ответ то, ради чего мы оба станем жить.