— Трогать, — обреченно повторил Хару.
— Да. Они могут тебя трогать, как хотят и где хотят, — пустоголовый драко глупо хихикнул, решив, что это вопрос. — Если кто-то сорвет твою ленточку, значит, он желает чтобы ты остался рядом и подарил ему свою любовь.
От напыщенных идиотских выражений Хару затошнило.
— Когда мою ленточку сорвали впервые, я очень волновался, но все прошло хорошо. Кстати, ты девственник?
— Какая разница, — пустым голосом отмахнулся Хару.
— Никакой, в общем. Кто-то предпочитает сорвать нетронутый цветок. Другим нравится опытность. Ты, главное, не тушуйся и покажи все, на что способен.
Отчаянно хотелось заткнуть себе уши, чтобы больше этого не слышать, но Хару лишь слегка отвернулся и ответил:
— Спасибо. Я все понял.
Собеседник верно расценил, что разговор окончен, и упорхнул — до начала осталось всего ничего.
Осознавать, что как бы ты не бегал от ненавистных драконов, но все равно угодил под их лапы, было мучительно больно.
Хару не походил на своих сверстников и большинство драко, считая, что у его племени своя собственная жизнь и они не должны зависеть от милости Высших. Он понимал, насколько его образ мыслей отличался от общепринятого, и потому позволял себе высказываться только в тесном кругу семьи.
Нет, он не боялся, что кто-то донесет его скромное мнение до ушей Вечных, ведь им совсем не было дела до того, что думает мелкий ничтожный муравей, но соплеменники бы непременно осудили и стали бы сторониться его семьи, а этого Хару не хотел.
Он трудился в поте лица чтобы заслужить право хотя бы той призрачной независимости, появившейся у драко совсем недавно. И вот теперь, из-за необдуманного поступка младшего брата он должен поступиться собственными принципами и самолично позволить незнакомцу вытереть свои грязные руки о его душу, такую же легкую и прозрачную, как лепесток на ветру.
Все, ради чего он старался, шло прахом.
— Внимание! — в проеме возник Танебе. — Всем немедленно в зал, наши гости уже выбирают себе места, не заставляйте их скучать.
Драко ринулись, словно только этого и ждали, сшибая на пути стулья и роняя вещи.
Хару отошел в сторону, позволяя потоку схлынуть, а затем последовал за остальными, стараясь успокоить колотившееся в груди сердце.
Дойдя до конца прохода, он взял со стола поднос и, под сверлящим взглядом управляющего, шагнул в зал.