— Почему?
— У них сил как у объевшегося сырого мяса оборотня! А ведь середина ноября. В прошлом году они уже вялились, словно копченые, смирно развалившись на берегу, то ли слушая меня, то ли дремля.
— Необычно.
— Еще бы.
— Может, откажешься?
— Нет, я не могу.
— Почему? Ты чем-то обязан Илаку? — Настороженность проступила на покрытом чешуйками лице.
— Ничего такого. Просто мне их жаль. Наивные такие, смотрят на меня своими огромными глазищами, когда я им о Великой войне рассказываю. Точно дети, — я вспомнил свой немногочисленный класс, разбитый на берегу Лихой, там где течение не сносило прибрежные ветви.
Огромные аквамариновые и бирюзовые рыбьи глаза взирали на меня замороженными взглядами, ловя каждое слово. Сражение древних могло захватить воображение кого угодно, даже беспечных и безразличных водяных существ.
— Нет, их нельзя бросать, — решительно заявил я, глядя на дракона и ожидая, что старший супруг будет против.
— Хорошо, золотце. Если понадобится помощь, зови, — вот поэтому я заведомо проигрывал дракону.
Неуступчивый и упрямый, иногда он ретировался без боя, лишая дара речи и снова приводя меня в замешательство. Сладкое, пушистое замешательство.
— Едем, а то точно опоздаем, — поторапливал меня уже ящер, без труда читая мое состояние и улыбаясь. Наверняка рептилии льстила демонстрация собственной неотразимости.
* * *
На последний урок дракон не явился. Должно быть, очередные дела не позволили его чешуйчатому величеству озарить мою скромную обитель своим светоносным присутствием.
Досада ревниво покусывала мой огненный цветок.
Муж мой?
Мой.
Так где его снова носит!
Несмотря на собственную правоту, злиться толком не получалось. Скорее, томно вздыхать, думая, как смелый и отважный дракон решает дела первостепенной важности и заботиться о порядке в Омуте днем и ночью.
Он храбрый и бесстрашный, раз уж выбрал подобную профессию. Умный и находчивый — в этом я успел убедиться еще на первом уроке. Хватило же наглости поправить учителя! А ещё невероятно сногсшибательный. В этом я не переставал убеждаться, лишь только очередное несчастное существо оказывалось неподалеку от моего мужа.
В столовую я выбирался все чаще, желая взглянуть на Шайса хотя бы мельком, и не ожидать встречи на собственном уроке или после окончания занятий.
Я настоял, чтобы мы обедали порознь, он, само собой воспротивился, тогда я ответил, что больше не приду в общую залу и, как и прежде, буду обедать в одиночестве. Мне тут же предложили составить компанию, и неизвестно, чем кончился бы разговор, если бы я не сознался, что мне нравится наблюдать за ним издалека (почему бы не сказать правду). Шайс, ухватив меня за ухо, соблаговолил дать согласие, если мне это доставляет удовольствие.