– Ну, есть, – буркнул Казачинский, подойдя к нему.
Потом они стояли и курили, глядя на иллюминацию на пароходе-ресторане.
– Веселится народ, – пробормотал Опалин, затушив папиросу. – Ну и правильно. Никто не знает, как жизнь повернется…
– Я не знаю, как мне жить теперь, – проговорил Юра. – Что мне делать? Из угрозыска же придется уйти…
– Это почему? Никуда ты не уходишь, все остается как было. Будешь в моей бригаде, а когда Леопольд решит, что тебе можно давать оружие, станешь полноправным сотрудником угрозыска, вот и все. Ну и УК учи, вместе с остальными книжками… Отец с сыновьями на жаргоне что значит?
– Револьвер с патронами, – проворчал Казачинский.
– А сидеть в бутылке?
– Сидеть в милиции.
– Видишь, сколько всего интересного ты у нас узнал, и это только начало, поверь мне. А что касается всего остального – знал бы я верный рецепт, как все исправить, сказал бы. Но в жизни случаются ситуации, когда остается только сжать зубы, терпеть и идти дальше. Это трудно, но ничего больше я тебе посоветовать не могу. – Опалин пытливо всмотрелся в лицо Казачинского. – Ну что, парашютист? Пошли, я тебя подвезу. Харулин внизу ждет в машине. Завтра опять на работу, между прочим…
– Я слышал, тебя куда-то посылают, – несмело заметил Казачинский, когда они шли к лестнице.
– Никто меня никуда не посылает, – проворчал Иван. – Под ноги себе смотри.
Внизу Опалин пожал руку милиционеру, который позвонил в угрозыск.
– Друга у него недавно убили, а еще девушка ушла… Психанул, в общем. Спасибо, что сразу дали нам знать.
Машина летела по вечерней Москве, вдоль бульваров, сияющих фонарями. Прохладный ветер бил Казачинскому в лицо, и он окончательно пришел в себя. Он старался не думать о Рае, которая засела в его сердце, как заноза, и лишь смутно надеялся, что однажды она выскользнет оттуда и перестанет его мучить. Как сказал Опалин, остается только ждать и идти дальше, невзирая ни на что. И потом, завтра будет новый день.