Она проводила Опалина до выхода и сама заперла за ним дверь. Когда Иван ушел, Николай Иваныч вышел из своей комнаты и вразвалочку направился к телефонному аппарату, висевшему на стене.
Примерно через полчаса Николай Иваныч, надвинув на глаза кепку и бодро посвистывая, вышел из дома и зашагал в неизвестном направлении. Он шел с независимым видом, как человек, который привык по вечерам делать моцион, и, конечно, чистым совпадением было то, что попадающиеся ему навстречу граждане из числа местной шпаны (которой тогда водилось в Сокольниках довольно много) почтительно с ним здоровались и даже уступали дорогу. Прогуливаясь таким образом, Николай Иваныч дошел до укромной рощицы возле Сокольнического парка, где под деревом стоял и курил человек в белом парусиновом костюме. Такую одежду, и то нечасто, можно встретить где-нибудь на юге, но гражданин в белом костюме, судя по всему, носил его в Москве, не испытывая решительно никакого неудобства. Вдобавок ко всему он курил не какую-то там папиросу и уж тем более не самокрутку, а настоящую сигару, источавшую душистый дым.
– Мусор сегодня явился, – доложил Николай Иваныч после краткого обмена приветствиями. – Мамаша вчера говорила по телефону, верещала как резаная, а сегодня побежала в милицию. Я пытался ее отговорить, да куда там!
– Тебя не просили ее отговаривать, – оборвал собеседника человек в белом костюме. – Что за мусор, как зовут?
– Как зовут? – Николай Иваныч стал напряженно морщить лоб. – Палкин, кажись. Да, точно Палкин…
– В МУРе нет такого, – скучающим тоном промолвил человек в белом.
– Да точно Палкин! – на беду себе стал настаивать Николай Иваныч, и тут человек в белом костюме ударил его. Всего один раз, но так, что ударенный посерел и стал ловить ртом воздух.
– Вспоминай, как его зовут, мусора этого, – бешеным шепотом посоветовал человек в белом. – Какие приметы у него, ну?
– Шрам! – простонал Николай Иванович, на всякий случай отклонившись подальше от своего опасного собеседника. – Здоровенный, вот тут… – Он указал на правый висок.
– Тогда это Опалин, – объявил незнакомец. – Что он сказал?
– Что сказал? Ну, что Соньку убили. Про хахаля ее расспрашивал. Все как обычно.
– Еще что-нибудь было?
– Вроде нет. Мамаша поплакала и пошла ужин готовить. А Степану все равно. Он Соньку особо не любил никогда. Знамо дело, падчерица – не родная дочь.
– Ладно, – сказал человек в белом костюме. – Можешь идти. И это… Продолжай следить. Если что, звони. Понял?
Николай Иваныч просиял, стал клясться, что собеседник может на него положиться, что он всегда, что не подведет… Потом отступил и, поминутно оборачиваясь и выражая всем своим видом готовность услужить, быстро удалился.