– Ваня, ты забыл про отпечатки пальцев, – напомнил Петрович. – Там же были инструменты и прочее… Что с пальчиками-то?
– Ничего я не забыл, – буркнул Опалин. – Инструменты чисто протерты. На дверных ручках – отпечатки Румянцева и его людей, что наводит на мысль, что ручки тоже протерли до их появления. На секретерах и шкафах, из которых выгребали ценные вещи, либо нет отпечатков, либо пальцы Румянцева и его подчиненных. Горюнов очень старается, но пока почти все, что он нашел, – либо наши же коллеги, либо отпечатки убитых членов семьи, домработницы и няньки. Да, есть несколько неопознанных отпечатков, но в нашей картотеке их нет. Может, это вообще какие-нибудь друзья дома оставили…
– Сколько человек в банде? – деловито спросил Василий Михайлович.
– Как минимум три, но я думаю – четыре. Включая наводчика.
– Может быть, гастролеры? – предположил старик. – Тем более если спрятанные в стене ценности были родом из Ленинграда. На вашем месте, Ваня, я бы искал аналогичные дела.
– В Ленинграде?
– Везде. Четыре человека, которые переворачивают вверх дном целый дом и не оставляют отпечатков, – на моей памяти это что-то исключительное. У них должен быть очень опасный главарь, – добавил старик задумчиво. – Преступников вообще крайне трудно приучить к дисциплине, а тут такое…
– Яша недавно предположил, что они могут быть как-то связаны с Марьей Груздевой, – заметил Петрович.
– На основании чего? – спросил Опалин.
– Ну, просто 11-го ее должны были убить, а 13-го ограбили дом на Пречистенке. Так себе сближение, прямо скажем…
– Я бы принял это как одну из возможных гипотез, – сказал Иван, подумав. – В конце концов, чего только не бывает – например, мы недавно услышали тут фамилию, которая прозвучала в совершенно другом деле. – Он повернулся к старику: – Василий Михайлович, пока вы здесь, я хотел бы показать вам рисунок Горюнова. Может быть, вы сумеете узнать этого загадочного лже-Пермякова…
Он сходил за рисунком, который изображал лицо волевого мужчины с небольшими глазами и плотно сжатыми губами. Но Василий Михайлович, изучив его, вынужден был объявить, что этого человека он видит впервые.
Мгновенно, как тот вихрь, налетела на него любовь.
И. Тургенев, «Вешние воды»
Пока на Петровке Василий Михайлович учил уму-разуму несознательную молодежь, на складе Юра Казачинский выиграл битву без единого выстрела. Тот же флегматичный толстяк с честными глазами, который в прошлый раз уверял его, будто никакой формы, кроме как с зелеными петлицами, достать невозможно, сегодня молча принес рубаху с синими петлицами, брюки, новенький ремень, летний суконный шлем (который сотрудники угрозыска не любили и старались надевать как можно реже) и фуражку, причем самое интересное – все это село на Юру как влитое.