Маннергейма всё это действо мало касалось. Он сидел спокойно, внимательно глядя на оратора. Слушал и воспринимал только то, что его интересовало. Его тренированный мозг автоматически фильтровал информацию, опуская ненужные слова, акценты. Не замечая эмоций вовсе. Эмоций, которые фюрер считал главным в речах. Порой, более важным, чем логика и факты.
— Нельзя допустить... — голос фюрера стал ещё громче и тревожнее, — чтобы буря, угрожающая нации смертью, лет через пятнадцать—двадцать начала снова свирепствовать!
Он имел перед собой конспект, порой поглядывал в него. Но всё равно нередко допускал повторы. Может быть, умышленно, для усиления впечатления? Так или иначе, это не нравилось барону, раздражало его.
Рейхсканцлер закончил. В завершение речи произнёс своё традиционное «Зиг хайль!», и присутствующие ответили таким же приветствием, вставая.
Все потянулись к выходу. Офицеры доставали сигареты, кто-то сигары. Но никто не закурил в вагоне. Ждали, когда выйдут на воздух.
Прогуливались по специально выстроенной для поезда главнокомандующего деревянной платформе. Гитлер, как будто довольный собой, медленно вышагивал, беседуя с Рюти и Кейтелем. Барон шёл один. Теперь в правой руке маршала был его привычный чёрный и тонкий стек, и рука уже была занята, она не отвлекала его мыслей.
1942. Июнь.
— Да, я понимаю, господин маршал, что Финляндии не легко досталось то, что она сохранила бодрый дух и доброе союзничество с нами. Цифры, приведённые вами сейчас, позволили мне более точно представить картину ваших потерь. — Рейхсканцлер, низко наклонив голову, прошёл несколько шагов вдоль массивного стола из морёного дуба, сцепив руки сзади за спиной. Тем же неторопливым и длинным шагом вернулся обратно и встал напротив Маннергейма.
— Я полагаю, господин маршал, вы, как всегда, искренни со мной, и ничуть не преувеличиваете ваших сложностей в отношении живой силы и финансов, — Гитлер как бы незаметно, но вполне определённо, пронзительно, буквально на миг в упор встретился взглядом с собеседником. И тотчас перевёл глаза на свои руки, которые уже снова были впереди него, разведены, как бы в недоумении.
— Господин рейхсканцлер, давая вам информацию, мы исходили из достоверных источников подсчёта как наших людских потерь, так и нехватки продовольствия, финансов. И надеемся на вашу поддержку.
Гитлер сел на мягкий стул с высокой спинкой, предлагая жестом гостю присесть напротив. Барон также опустился на стул, внимательно глядя на канцлера.
Маннергейм был в своём обычном кителе с маршальскими позументами на стоячем воротнике. В ремне с портупеей и до блеска начищенных сапогах. Тёмные его волосы, с сединой возле лба, были аккуратно зачёсаны назад.