На широком, массивном письменном столе из морёного дуба, со столешницей, обтянутой зелёным сукном, стояла выпивка, закуски. Литровая бутылка «столичной», осетровый балык, сёмга, сухая колбаса. И любимые бывшими кавалеристами солёные огурцы, капуста, сало.
Катя и младший Вересаев, капитан, украшенный боевыми орденами, ушли гулять по праздничному городу, чтобы оставить старых воинов одних.
Справа, с угла стола, отливая красно-жёлтым, матовым, настороженным цветом, на собеседников внимательно смотрел бронзовый Сталин. Тридцатисантиметровый бюст вождя уже много лет украшал домашний кабинет генерала Вересаева. Егор и привык к нему, и немного опасался даже этого бюста.
Над старым персидским ковром, висящим на стене, позади стола, почти под высоким потолком красовались два крупных, писаных маслом портрета — Ленина и Суворова.
— Не жалеешь, Денис, что войну не довоевал на танках, со своим корпусом?
— Ну, как тебе сказать? Довоёвывал по-другому. Сам понимаешь, не я решал.
— Понимаю. Знаю, что и в Берлине ты был. Только не в танке прибыл, а уже на самолёте.
— Да ладно тебе, Гош! Давай ещё выпьем. Я так рад, что к тебе зашёл. Не встретились бы после парада, когда бы увиделись...
— Работа теперь у тебя такая.
— Да нормальная. Только очень мало, совсем нет, — Волохов засмеялся, — свободного времени.
Вересаев положил ломтик сырокопчёной колбасы на хлеб и задумчиво жевал.
— Знаешь, Денис, на конях мы с тобой молодели... А в танках состарились.
— Да не состарились мы! Чёрт тебя побери! Вон наш бывший командир генералом был, когда мы ещё юными ротмистрами вышагивали. Он много старше нас, а каков молодец! Маршалом своей страны стал! Президентом был. И каким!
— Я тебе скажу, Денис Андреич, нам просто повезло, что довелось служить у него.
Волохов встал из-за стола, подошёл к окну. Долго молча смотрел на шумную праздничную улицу Горького. На весёлых людей. На детишек, играющих у подъезда.
Вересаев, откинувшись на спинку стула, тоже молча глядел на старого своего товарища, с которым прошёл почти рядом две великих войны. Да и другие войнушки, которые поменьше.
— А ты знаешь, Егор Иваныч, что сказал товарищ Сталин в сорок пятом? Да, именно в мае?
— Откуда ж мне знать? Это ты всё должен знать, не я ведь, а ты генерал-лейтенант военной разведки.
— Да я о бароне Густаве...
— Товарищ Сталин?
— Да. Он так и сказал: «Маннергейм не пошёл на Ленинград, и мы не пойдём на Финляндию...»
— Так и сказал?!
— Именно так. Поскрёбышев присутствовал, Куприянов, это первый секретарь ЦК Карело-Финской, и я там был, и ещё кое-кто. В сорок пятом он это повторил. А впервые объявил это в узком кругу в конце сорок четвёртого.