Барон отдал распоряжение, — по поводу пленных и захваченного большого обоза распорядился отправить раненых в лазарет, где лежали и его герои-уланы, — и поскакал с группой сопровождения.
Ему надо было работать дальше, подводить итоги. Собирать и группировать силы бригады и приданных ей частей для наступления. Война продолжалась.
Тремя часами позже, уже в своём новом штабе, расположившемся в большой и длинной палатке, барон Маннергейм диктовал приказ начальнику штаба ротмистру Иванову. О награждении отличившихся в войсковой операции гусар, улан, казаков — солдат и офицеров. И, что удивительно, барон, как будто заранее знал, кто и как обошёл противника, кто и где провёл удар, прорыв через линию обороны, смял австрийцев. Это в какой-то момент Иванову показалось чудесным. Но он сразу же понял: всё было просто. Опытный и вдумчивый командир бригады всё продумал и просчитал заранее. И потому знал — кто и как его приказы выполняет. Он учитывал и время, и местность, и состояние, и силы противника. Все детали и тонкости.
— И Вересаева, и Волохова, и Головина, и других офицеров, и нижних чинов — никого не забудьте, Борис Иванович! И улан лейб-гвардии, конечно.
— Слушаюсь, Ваше превосходительство!
Продиктовав ещё один приказ о перегруппировке частей и подготовке их к маршу, генерал вышел из палатки. Часовые вытянулись, приветствуя его. Адъютант и офицер охраны наблюдали за ним. Они знали, что барон не любит опеки. И поэтому наблюдали незаметно. Но охранять надо было. Война.
Все уже слышали в бригаде, как недавно, буквально несколько дней назад, неподалёку, здесь же, в Южной Польше, во время прогулки по подобному фронтовому лесу на генерала набросились два здоровенных австрийца с тесаками.
Могучий, почти двухметрового роста, барон, тренированный и крепкий, задержал обоих. Одного ударом сбил сразу, другого скрутил. И двоих охотников за генералом, побитых и потрясённых, сдал своей личной охране.
Сейчас он смотрел на эти сосны и мягкую землю и думал о России, которой служил, о Суоми, где давно уже не был. Уже год, как не ездил в родные места, куда его тянуло всегда. Там не такая мягкая земля, как здесь, в Польше. Там скальный и обомшелый лес. Но как он пахнет! И хвоей, и морем, и солёными ветрами.