Полина
Последний раз я вживую слышала орган… Да, кажется, в Абхазии. В храме Пицунды, старинном каменном здании с отличной акустикой и чуткими стенами.
Мы с Федей и мальчишками забрели туда почти случайно. Я в том смысле, что когда еду куда-то с Фёдором, не рассчитываю на культурную программу. Он не любит вот этого всего «высокого».
Мальчишки нырнули в двери храма как-то не раздумывая. Как в пещеру. Подозреваю, что они просто хотели спрятаться от жары.
А внутри играл орган. И было прохладно. После горячего июльского солнышка очень даже прохладно.
Звук шёл отовсюду. Органиста я не видела. А музыка улетала куда-то под высоченные своды и лилась на нас уже оттуда. Как свет.
Органная музыка особенная. Я давно заметила, что одна и та же мелодия может возносить до небес и опрокидывать. Всё зависит от того, способен ли ты удержаться на высоте или она не для тебя.
Борька и Юрка забрались с ногами в кресла боковой ниши и притихли. То ли слушали, то ли просто устали.
Федя осматривался с отсутствующим выражением лица. Когда он увидел, что я смотрю на него, улыбнулся. Я улыбнулась тоже.
Тем же вечером мы пили коньяк на открытой веранде. Федя сказал, что коньяк хороший. Я не разбираюсь в коньяках, я вообще не люблю крепкие напитки. Поэтому цедила коньяк медленно. Медленнее всех.
Борька с Юркой носились где-то вместе с хозяйскими ребятишками.
Мы снимали две комнаты в просторном деревенском доме посёлка Алахадзы. От моря в двух шагах. Ребятам нравилось. Нам, в общем, тоже.
Стемнело. Над столиком зажгли свет.
Я уже давно не слышала ребят. Сказала об этом Фёдору, но он отмахнулся:
– Ничего с ними не будет, они же вместе.
Я ничего не сказала. Вместе так вместе.
К моему краю стола подсела хозяйка. Звали её тётя Нанули, и была она коренной абхазкой.
– Ты неправильно пьёшь, детка, – заметила она. – Надо так. Держи бокал в ладони. Сначала вдыхай, потом пей. По капельке. И не закусывай. Поняла, да?
Я кивнула.
Нанули казалась мне непростой женщиной. Она, конечно, как почти все здесь, держала кур, корову, сдавала комнаты отдыхающим, делала домашнее вино и стряпала сулугуни на продажу, возилась с внуками. Однако было в ней что-то такое… Вот как сейчас, с этим коньячным этикетом.
– Мы с мужем ездили за границу, в Германию, город Потсдам, – Нанули словно прочитала мои мысли. – Один раз всего. Опозориться было нельзя. Перед поездкой нас в посольстве обучали этикету.
– А кем был ваш муж?
– Мастером.
Больше ничего. Мастер – значит, мастер.
– А вы?
– Женой я была, – засмеялась хозяйка. – Всю жизнь работала женой. Создавала уют, растила детей, поддерживала мужа. Ему это нужно было. Им всем это нужно, – она кивнула на мужчин, поглощённых коньяком и беседой.