Потом приехала «скорая». Полина очнулась, расцепила руки, вытерла слёзы. Она что-то долго объясняла врачу, после чего Тима увезли.
Остальные тоже потихоньку растворились. Охранников распустил Фёдор. Дядя с разбитой мордой сел в свою чёрную «Весту» и укатил.
Я тихонько встала у стеночки, не зная, что мне делать. Тоже уйти? Тогда надо что-то сказать Полине, а она…
Возле неё стоял Фёдор и что-то говорил. Она несколько раз нервно дёрнула плечом. Фёдор попытался обхватить её за плечи. По-хозяйски так…
– Пошёл вон!
От этого крика голуби, прикормленные бабушками, сорвались с места и улетели.
Воздух дрогнул и оплавился.
День сполз яблочной кожурой, не оставляя никакой надежды на продолжение.
Теперь я знала, как люди расстаются.
Полина
Суд всё-таки состоялся. Фёдор, как можно было ожидать, вышел сухим из воды. Чего нельзя сказать про Петра Реброва. То ли ситуация моими стараниями сложилась слишком серьёзная, то ли мне назло, но Фёдор в этот раз Реброва вытягивать не стал. Бедняга получил по полной. Десять лет, кажется.
В общем, я сделала только хуже.
После суда Фёдор подошёл ко мне, широко улыбаясь. Сама неуязвимость.
– Прощай, мой ангел. Я не держу на тебя зла. Мне было слишком хорошо с тобой все эти годы.
Сел в машину и уехал.
Тима должен меня ненавидеть. За отца, за Фёдора, вообще за всё.
Как странно всё-таки складывается жизнь. Мне так хотелось согреть и утешить этого мальчика! А единственное, что смогла сделать, — разделить с ним его боль. Но её было так много, что он этого даже не понял.
Я готова была сражаться за него, как за собственного птенца!
Сразилась и проиграла.
Прости меня, Тима!
В школе я больше оставаться не могла. Уволилась, не дожидаясь конца учебного года. Меня никто не удерживал.
Единственное светлое пятно во всём этом – Леся. Если я буду знать, что она рядом с Тимой, мне будет не так страшно за них обоих.
Леся
Полина уехала в родную Казань. Будет работать художником-оформителем в кукольном театре «Экият». На татарском «экият» значит «сказка». Театр и правда похож на сказочный дворец. Очень красивый, Полина показывала фото.
Жаль. Ведь мы с ней, можно сказать, подружились. Раньше я думала, что она присваивает себе право принимать Тима таким, какой он есть. Право, которое принадлежало только мне! А оказалось, что делить нам, в общем, нечего. Даже наоборот.
Мы обе любим одного человека. Полина – как мама, а я… Я безнадёжно.
И я, кажется, начинаю понимать, что это не из-за меня. Не потому что я не нравлюсь Тиму. А потому что он вообще не верит, что кто-то может его полюбить.