Сергей понял, что Кемпбелл говорит об экспедиции Муравьёва[73].
— Вы хорошо осведомлены, Ричард.
— Знаете, друг мой, журналистика — профессия очень странная. Приходится узнавать о вещах, которые вроде бы тебя сейчас не касаются, но могут быть полезными в будущем.
— Нашим читателям, — съязвил Новицкий.
— И читателям тоже.
Сергей почувствовал, что продолжать пикировку более не имеет смысла. Он решился стать на минуту серьёзным.
— В сущности, Ричард, разница между обеими империями — вашей и нашей — в том, что вы играете, а мы — выживаем. Вы охраняете бриллианты, а мы — самую возможность существования нации. Турки могут сколько угодно негодовать, что Крым сделался русским. Но — последний раз крымские татары сожгли Москву уже при Иване Грозном. Времена вашей Елизаветы.
— Тогда мы ждали прихода Непобедимой Армады[74].
— Тогда вы можете нас понять. Посмотрите на карту, Ричард. От самого Кавказа до Дона, до Волги — только равнина. Самое раздолье для конницы. Мы валили деревья в своих лесах, чтобы остановить орды кочевников. Засеки шли от Воронежа до Саранска, то есть почти до самой столицы. Вы можете вообразить себе, как существуют люди в государстве с такими границами?! Кабардинцы и черкесы приходили на самый Дон. Если бы мы не поспешили к Астрахани[75], Турция стала бы от Азовского моря до Каспия. А может быть, и Персия прорвалась через ворота Дербента. Дальше же перед ними была бы одна Дикая Степь, где защититься никак невозможно. Так что наше продвижение на Кавказ — не богатырская игра от избытка сил. Это постоянная, напряжённая борьба за самое существование. Мы всего лишь пытаемся выжить. И непременное условие — граница по Кавказскому хребту. Рубеж, уготованный России самой природой.
Кемпбелл сделался тоже серьёзен.
— Почти, Серж. Вы почти меня убедили. Или лучше сказать — поколебали в моих убеждениях. Но позвольте заметить...
В помещении потемнело. Огромная фигура Зелимхана заслонила дверной проем.
— Надо идти, — бросил одноглазый и снова исчез. Новицкому казалось странным, что, сколько он ни напрягал слух, никогда не мог расслышать шагов столь тяжёлого человека.
Кемпбелл выждал секунд десять, очевидно, следил, куда направится одноглазый, и снова заговорил:
— К сожалению, коллега, мне приходится уезжать. Я бы ещё с удовольствием побеседовал, но — не всё в этом мире отвечает нашим желаниям. Поверьте, мне очень тягостно оставлять вас в таком положении. Что я могу для вас сделать?
— Заберите меня отсюда, — беззаботно отозвался Новицкий и улыбнулся, давая понять Кемпбеллу шуточность этой просьбы.