Аслан-хан тоже приблизил своё лицо, раздул круглые щёки, а маленькие глазки его заблестели свирепой радостью.
— Я обещаю тебе — они будут драться! Мы возьмём Хозрек, мы обложим старую лисицу в Кази-Кумухе, и я сам сдеру с него провонявшую нечистотами, полинявшую от времени шкуру!
— На нём кровь? — спросил Мадатов, хотя и сам заранее знал ответ.
— Он приказал убить моего бедного брата. У нас с Муртазали была одна мать, но, хвала Аллаху, отцы разные. Если бы я узнал, что был зачат от семени Сурхая, оскопил бы себя собственными руками, чтобы прервать жизнь недостойного рода. А брат мой не мог решиться. Он не ушёл с Сурхаем, но и не стал рядом со мной. Он разрывался между отцом и братом, хотел сохранить верность обоим. Я ценил его чувство, но тот... Едва вернувшись, он приказал убить своего старшего сына.
— Он убил его чужими руками?
— Даже убийцы боялись взглянуть в лицо моего брата. Один выстрелил в спину, другой зарубил уже падающего с коня. Их я тоже найду, но Сурхай...
Он заскрипел зубами, и Валериан внутренне передёрнулся, представив, что случится с Казикумухским властителем, если он попадёт в руки Аслан-хана живым. Лицо, впрочем, он постарался сохранить неподвижным.
— Ты поведёшь конницу, и мы одолеем Сурхая.
— Мы одолеем Сурхая, — эхом повторил Аслан-хан. — Но это будет делом нелёгким. Отсюда, от Кубы, только одна тропа выведет нас в землю лаков. Мы пойдём узким ущельем, перевалим хребет, выйдем на плоскость и упрёмся в аул Хозрек. Он закрывает дверь в Казикумухское ханство, и это замок надёжный. Его нелегко отпереть, даже тебе, храбрый Мадат-паша, даже твоим пушкам и десяткам сотен тонких и острых штыков...
Вечером Ван-Гален лежал на раскладной койке и при неверном свете шандала проглядывал французский роман. Внезапно пламя свечи заколебалось, и под загнутым пологом дон Хуан увидел лицо Якубовича. Тот таинственно улыбался и, приложив палец к губам, поманил испанца на улицу. Ван-Гален знал страсть драгунского офицера к сомнительным приключениям и показал так же знаком, что хочет остаться в палатке. Но капитан настаивал, и дон Хуан неохотно поднялся и, стараясь не потревожить храпящего поручика Тутолмина, третьего их сожителя, осторожно пробрался к выходу.
— Нашли женщину, капитан? — спросил он с улыбкой, натягивая сапоги.
— Женщин здесь нет, — коротко и даже без сожаления отвечал Якубович. — Но Аслан-хан даёт ужин перед началом похода и приглашает офицеров свиты Мадатова. В том числе, значит, и вас. Неужели откажетесь?
Ван-Гален тут же забыл о прерванном чтении, быстро оделся и поспешил вслед Якубовичу.