— Так тебе, значит, одной домработницы не хватает — еще домработник понадобился? — хмыкнул Гурнов. — Ну ты рабовладелец!
— Давай вернемся к причине твоего визита, ладно? — поморщился Мономах.
— К бутылке, в смысле? Стаканы-то есть у тебя?
Мономах сходил за бокалами, и Иван разлил коньяк.
— Ты спрашиваешь, почему я настаиваю на несчастном случае? — уточнил он, пригубив напиток и посмаковав его на кончике языка. — Лимончик есть?
— Лимончика нет.
— Жаль… Так вот, у балеринки твоей были проблемы с весом — да ты и сам в курсе, так?
Мономах молча кивнул.
— Килограммов семь до нижнего предела нормы не хватало, ее ветром могло сдуть!
— Мамаша считает, что Калерия могла плохо воспринять мою угрозу кормить ее насильно.
— Эта неудавшаяся «Жизель»?
— С чего ты взял…
— Брось, видно же невооруженным глазом: походка, осанка, шея…
— Я, видишь ли, по костям больше, чем по походке!
— Ну а я, как специалист во всех областях, заявляю: у мамаши определенно балетное прошлое. Сама — сухостой, это ладно, в конце концов, возраст позволяет, но дочка, недавно вышедшая из подросткового возраста, ничего не ела, а мать и не думала волноваться!
— Что в желудке?
— Да ни фига! Как минимум двое суток она не принимала никакой пищи. Мамаша навещала балеринку?
— Каждый день.
— И не приносила гостинцев?
— Я с ней разговаривал, убеждал, что дочери необходимо хорошо питаться, ведь балерина должна быть сильной и выносливой. Кроме того, она должна была выполнять рекомендации реабилитолога, разрабатывать ногу, но была слишком слаба. По-моему, у матери в одно ухо влетало, а из другого — со свистом вылетало! Все твердила, что главное для балерины, если, конечно, она хочет танцевать главные партии, — удобство партнера: он должен легко поднимать ее, не срывая при этом спину. А для этого, видишь ли, необходим минимальный вес!
— Знаешь, я поглядел, как ты ее ножку собрал — любо-дорого, ни один специалист не придерется! Жалко, что пропадет такой отличный результат!
— Я надеялся, она еще сможет танцевать…
— Она смогла бы, не сомневайся! Если, конечно, не рухнула бы в обморок от недоедания, начав крутить свои фуэте.
— Так ты считаешь, девочка сорвалась с крыши случайно — голова с голодухи закружилась или что?
— Как-то так. Не знаю, зачем она полезла из окна — может, увидела что-то интересное? Ты свое дело сделал: операция прошла полгода назад, и, хоть ты и значился лечащим врачом, наша «белка-летяга» находилась в основном в ведении реабилитолога, так?
Мономах снова кивнул.
— Думаю, кто-то объяснит мамаше, что здесь не психиатрическая лечебница и никого бинтами к койке не приматывают. Круглосуточный надзор с целью предотвращения инцидентов также не предусмотрен. В худшем случае можно наехать на медсестер, но, учитывая ситуацию с аварией, и это отпадает: девчонки занимались делом, и им некогда было следить за желающими размяться лазанием по крышам плановыми пациентами! Это ведь не детская больница, в самом деле, — люди лежат взрослые и, хочется надеяться, сознательные! Я решил, что тебе необходимо услышать о моих выводах раньше, чем другим, я ведь хорошо тебя знаю. А еще лучше я знаком с твоим неизбывным чувством вины — мы с ним старые приятели!