Он открыто проклинал меня и оскорблял такими словами, которые я опускаю из жалости к нехватке воспитанности у этого малого. Достаточно сказать, что умиротворить его мне стоило пятьдесят луидоров, двадцать пять из которых я занял у благожелательного еврея.
В ту ночь если я и спал, то дурно, ибо сдавалось, что моё ухаживание принимает неблагоприятный оборот, и, поскольку мои мысли были заняты поиском способов поправить дела, они не давали мне спать.
Но в те бессонные часы я определился с планом, который должен был неизбежно привести к успеху и в соответствии с которым на следующий день я дерзко явился к маркизе с визитом. Я выбрал ранний час, когда у неё не могло быть гостей, и здесь мне повезло, ибо я нашёл её в одиночестве и великодушно настроенной.
Я мягко упрекнул её за то, что с моими посланцами обошлись столь малопочтительно, отчего она всем своим видом выразила раскаяние и опустила глаза.
Отметив своё продвижение и рассудив, что сейчас цитадель её сердца подготовлена к штурму, я опустился перед ней на колени, как опускался на колени перед двумя десятками женщин до неё, и разразился речью, которая из-за многократных повторений приобрела выразительную плавность, о том, как глубоко я люблю, – я, который до этого никогда не знал, что значит любить.
Она слушала меня, слегка наклонив свою прелестную головку, – признак, который, как говорил мне опыт, служил хорошим предзнаменованием; а когда из-за настоятельной потребности перевести дух я остановился, она засмеялась в таком тоне, что заставила меня задать себе вопрос, не повредила ли её рассудка долго скрываемая страсть, которую она испытывала ко мне.
Полагая, что, должно быть, это так и есть, и уже слыша звяканье золотых монет Сент-Обана в своём кармане, я радостно вскочил на ноги и, схватив её в объятья, звуком жаркого поцелуя пробудил в комнате эхо.
Проживи я хоть сто лет, и то буду помнить перемену, случившуюся с её лицом, с которого сбежали все краски, и ужасный взгляд, который метнули на меня её глаза.
Мне это не понравилось, и, почуяв опасность, я вдруг осознал, что время летит, а у меня в полдень назначена встреча, которая обязательно должна состояться.
Я поискал свою шляпу и, найдя её, сделал движение, чтобы уйти, когда вдруг она нарушила тягостное, необъяснимое молчание.
– Задержитесь на минуту, месье! – вскричала она, и мне почудилось, что её глаза вспыхнули. – Задержитесь на минуту, я не хочу прощаться с вами!
Правильно ли я понял её? Неужели она жаждет моего общества и эти признаки надвигающейся бури были просто притворными, для того чтобы – чисто по-женски – она могла скрыть свою радость? Полагая, что, должно быть, это так и есть, я пробормотал, отвесив галантный поклон: