– Нет, дева, ты права. Никто, кроме бога, не может дать нам чувства. Но бог есть в каждом из нас. И я разбужу эту часть себя и дам тебе повод любить меня, о Ширин блистающая. А сейчас пойдем к тебе под сень деревьев и выпьем вина. Надеюсь, твои красавицы нальют мне кубок?
Ширин же ответила ему:
– Да, шахиншах, мои служанки нальют тебе вина. Но вот только боги у нас разные. Ты веришь в Ахуру Мазду, я в Христа, и возможно ли такое, что разные боги дадут нам любовь?
– Возможно, – ответил Хосров, – возможно, что и бог один, а мы лишь называем его по-разному.
И они пошли на ковры на берегу и пили там вино, а я, пагубный маг, отпив из кубка с золотым орнаментом, не мог отвести взгляд от принцессы Ширин, несмотря на обилие полуобнаженных дев. Я смотрел на ее гордый профиль, я слушал ее сладостные речи, и они возбуждали в моем сердце то, что не могло, не должно было возникнуть – любовь…
Слава Митре огненному, шахиншах в тот вечер не просил любви Ширин, перепив вина, он заснул в шатре принцессы, что стоял поодаль под кипарисами, а сама прекрасная принцесса ушла в шатер к своим девам. Я же, никчемный маг, прилег на траве у стреноженных коней и всю ночь промечтал о Ширин. Я никогда не видел прекрасней женщины, да и что говорить, никогда не познал женщины, хоть мне уже было немало лет. Но разве мог я теперь, когда увидел её, мечтать о другой? Да все это суета, ибо каста магов не может иметь себе жену из касты правителей. Это также невозможно, как породниться с дехканкой. Всем своя стезя, магам – говорить с богами, правителям – править, дехканам – управлять скотом. Но разве так устроил мир Ахура? Разве не хотел он вселенской справедливости? Так я первый раз усомнился в боге.
Наутро меня разбудил шахиншах, коснувшись носком своего сапога.
– Вставай, маг. Нам пора, сегодня прибудут ромеи с посланием от императора, надо успеть к ужину принять их в Бехистане. Я обязан императору Маврикию миром и воинами, которые возвели меня на престол. Надо выполнять обещания, тем более что мои воины еще слабы, я не смогу идти против Византии.
Я вскочил, сбросив остатки сна, и мы помчались, сопровождаемые стражей, обратно, оставив прекрасную Ширин, которая, вероятно, еще нежилась на шелковых коврах на берегу Тигра.
Вечером я не был в Бехистане, было время молитв Анахите и Митре, дабы посевы взошли, а стада тучнели. Наутро же после молитвы я пришел во дворец, где император вкушал молоко и хлеб. Он усадил меня на ковер и произнес:
– Ты должен поехать в царство Ширин, на запад, в Армению. Маврикий требует моей женитьбы на своей дочери, но дочь его крива и не знает нашего языка. Я не хочу ее, и если я возьму до этого в жены принцессу, луноокую Ширин, то император отступит. Я дам тебе дары, дам вина, дам вяленое мясо и хлеб, возьми лучших коней и скачи к бабке Ширин, что правит тем краем. Проси у нее руки внучки для меня, царя царей. Ты понял, Настуд?