– Впрочем, должна признаться, есть у меня и своя корысть в этом деле. Что для тебя даже неплохо, поскольку своекорыстные мотивы – единственные, которым стоит доверять.
– И в чем же твоя корысть?
Изерн распахнула глаза так широко, что они практически вывалились на ее грязное лицо.
– Потому что я знаю, что нас ждет другой, лучший Север. Свободный от лап Скейла Железнорукого и от того, кто тянет его за ниточки, то есть Кальдера Черного – и даже от того, кто тянет за ниточки его! Север, где каждый будет свободен выбирать собственный путь!
Изерн вплотную наклонилась к ней в темноте:
– И твой Долгий Взгляд укажет к нему дорогу.
Искры дождем сыпались в ночь, жар настойчиво толкал в улыбающееся лицо Савин. В проем высокой распахнутой двери виднелись напряженные тела, работающие механизмы, демонически освещенные сиянием расплавленного металла. Грохот молотов, лязг цепей, шипение пара, крики и ругательства рабочих… Музыка делающихся денег.
Поскольку шестая часть литейных мастерских на Горной улице принадлежала ей.
Один из шести огромных корпусов был ее владением. Две из двенадцати высоко вздымающихся труб. Одна из каждой шестерки новых машин, вращающихся внутри, одна шестая огромных куч угля, наваленных во дворе, каждое шестое из сотен поблескивающих оконных стекол, смотрящих на улицу. Не говоря уже об одной шестой части постоянно увеличивающихся прибылей: поток серебра, способный затмить Королевский монетный двор.
– Лучше не задерживаться здесь, миледи, – вполголоса посоветовала Зури. Огни литейной блеснули в ее глазах, когда она оглядела темнеющую улицу.
Как всегда, она была права. Большинству знакомых Савин молодых леди сделалось бы дурно от одной мысли о посещении этой части Адуи без сопровождения отряда солдат. Однако те, кто хочет занимать высшие позиции в обществе, не должны гнушаться время от времени погружаться и в глубины, когда есть шанс найти среди отбросов нечто блестящее.
– Тогда пойдем, – отозвалась Савин.
Ее каблуки зачавкали по грязи вслед за фонарем, прыгающим в руке мальчишки-проводника, который вел их по лабиринту тесных улочек. Узкие дома, по самые крыши забитые народом, опирались друг на друга, между ними протянулась паутина веревок, с которых свешивалось хлопающее белье, внизу грохотали груженые телеги, окатывая стены грязью. В некоторых местах целые кварталы были снесены, чтобы дать место новым фабрикам и мануфактурам; в других змеились кривые переулки, провонявшие угольным и древесным дымом, засорившейся канализацией или полным отсутствием таковой. Это был район города, переполненный населением, кипевший бурной деятельностью – но самое главное, его распирало от денег, которые отсюда можно было извлечь.