Сжимая удобную рукоятку пистолета в кармане, Федор решительно направился в парилку. Дверь опять была закрыта. Он резко потянул ее на себя. Она подалась и снова затворилась, удерживаемая изнутри обнаженной рукой.
— Ты кто? — прорычал Федор.
— Люся!
— Какая Люся? Рыжую Светкой звали!
— Я из порта! Ну что вам от меня надо? — взмолился голос, готовый сорваться в слезы.
— Мне в моей бане мое кольцо надо! Оно возле трубы лежит!
— И правда лежит! — успокаиваясь, ответил голос. — Дайте что-нибудь надеть. Я — голая.
Федор сорвал с вешалки халатик жены и сунул в приоткрывшуюся щель. Вскоре дверь распахнулась. В освещенной парилке стояла босая, дрожащая от страха девица с ковшом в руке, готовая в любой миг защищаться. За печкой висела ее сырая одежда. На мертвую скалолазку она ничем не походила, разве только рыжеватым венчиком влажных волос, с прядями, прилипшими по щекам. К тому же, при ярком электрическом освещении Федор узнал в ней одну из местных девчонок, лицо которой за многие годы примелькалось в пригородной мотане. Стыдясь испуга, спросил строго:
— Ты как в моей бане оказалась? Ворота заперты.
— Я часто езжу мимо, вижу, как вы ходите через огород. Хотела тихо посушиться, погреться и все…
Федор переступил порог. Девица боязливо отступила, держа ковш на отлете. Обручальное колечко мирно лежало и поблескивало там, где было оставлено. Он надел его на палец и спросил с насмешливым недоумением:
— Ты чо мне на мизинец напялила?.. Эдак ловко, — он взглянул на красный опухший сустав и болезненно подул на него. — Чуть палец не покалечила.
— Со страха само так получилось! — призналась девица, виновато улыбнувшись. Положила ковш на лавку, шагнула к нему, с любопытством разглядывая погоны и нашивки. — Заскакивает какой-то…
То ли полицай, то ли лесной брат и требует кольцо… Чуть не описалась со страха. Забери, думаю, только не тронь… Ой, дура, — прыснула она, закрывая лицо руками, — пока ждала тут, на полустанке, мотовоз, с туристами связалась. Хотела посидеть у костра — все не одной на перроне торчать. Ну и посидела, еле вырвалась от малолеток. Аж искупаться пришлось. А тут, гляжу, банька истоплена, никого нет, в окнах свет не горит, двери нараспашку. Дай, думаю, погреюсь и посушусь.
— Они что, изнасиловать тебя пытались?
— Да ну их, салажат. И сама тоже — дура! Можно я погреюсь и высушусь?
— Жалко что ли! Сохни, нерпа! — великодушно разрешил Федор. — Будешь уходить — скажи, чтобы свет вырубил.
Пригнувшись у низкого косяка, он шагнул за дверь и обернулся:
— Колечко твое, наверное, в бочке. Больше ему негде быть. Ты пошарь там на дне…