Он вернулся в дом. Задул свечи. Вечер памяти был безнадежно испорчен. «Кем? — Федор покосился на штоф, бросил сконфуженный взгляд на фотографию. — Вот и думай — бесовщина ли, водка ли во всем виновата», — вздохнул, устало провел ладонями по лицу, поднялся, убрал со стола свечи и фотографию. Положил на место кольцо жены, разрядил пистолет, переоделся в будничное.
Время было позднее. Если бы не выпитое — можно лечь спать. Электрический свет раздражал.
Федор зажег керосиновую лампу, поставил ее на стол, налил кваса и принялся за обычный ужин.
В сенях зазвенело пустое ведро. Кто-то в темноте нашаривал ручку входной двери. Он встал, распахнул ее и внутренне содрогнулся — до того ночная гостья в халатике с чужого плеча походила на жену.
— Можно?
— Заходи! Согрелась?
— А что это вы в темноте сидите? — она удивленно взглянула на керосиновую лампу.
— Пробки сгорели! — ляпнул он первое, что пришло в голову. — Садись. Есть будешь? — достал чистую тарелку.
— Ты один? А жена где? — взглянув на постель с откинутым одеялом, спросила она. — Я хотела извиниться перед тетей Наташей, что в баню залезла без спроса.
— Ты ее знала? — спросил Федор, раздумывая, что ответить.
— Конечно. Давно. Еще в школе училась. Она уехала?
— Да! М-м! В общем…
— В Иркутск? — девица села и тряхнула волосами так, что у него заныло под сердцем.
— Дальше!
— В Москву что ли? — она вскинула на него большие глаза.
— Если бы в Москву, — вырвалось у него. — Еще дальше, — пробурчал неохотно и добавил вдруг, кривя скрытые бородой губы: — В Америку улетела! Залетный штатовский турист увез, — пошутил горько. И его понесло: — Распоясались капиталисты. Все из страны повывозили, теперь за породистых баб взялись. У них что там — поросячья кровь?
Он шутил, потому что откровенничать с полузнакомой девчонкой было еще глупей, хотя она и знала его жену. Как ни странно, гостья ему поверила и застрекотала:
— Она очень хорошая женщина…
Глупая, неумелая шутка вдруг начала преображаться в самообман, увлекать и затягивать. Федор впервые почувствовал, как был бы рад сейчас, если бы жена была жива и где-нибудь на другом континенте так счастливо жила с другим, что напрочь забыла бы о нем. Ну, как дочь. Ему хватило бы этого… Даже без ее голоса по телефону… В ее день рождения с этой случайной девчонкой.
— Ты ешь. Предложил бы выпить после купания, да грех — тебе лет двадцать-то есть?
— Тлидцать тли узе, дяденька. Доська сколу заканчивает, — съязвила она и скомандовала: — Наливай!
— Какие тридцать? Ты же недавно еще в школу на мотане ездила? — удивился он.