Я прекрасно понимаю, что мне очень невыгоден сейчас весь этот разговор, и пытаюсь отойти на заранее подготовленные позиции.
— Мама, ты же папку нашего хорошо знаешь. Он хитер. И, конечно, опытнее меня, поэтому всегда выбирает такой момент для подведения итогов, когда его, можно сказать, крыть нечем. Посмотри, какой портретище в газете поместили. Да еще слов разных высоких печатными буквами наставили. И лучший, и передовик, и все такое прочее. А у меня — вы сейчас же про родительское собрание вспоминать будете. Хотя того не знаете, что уважаемая Ольга Федоровна на родительских собраниях старается больше про промашки говорить. Хорошее-то от нас не уйдет, скажет, а вот послушайте, что наши сорванцы натворили. Какое ж тут соревнование? Я у папы на производственном собрании ни разу не был. Может, там тоже про недостатки высказываются.
Отец неожиданно взял мою сторону.
— Гляди-ко, — усмехнулся он. — Несмышленышем прикидывается, а дело говорит. Верно, на производственных совещаниях с нас крепко стружку снимают. Без этого нельзя. Друг дружку сами с наждачком протираем. Чтоб чище были. Иначе какие же мы инструментальщики, если ржавчину друг с друга вовремя не очистим? Оттого, между прочим, и первое место по заводу держим. Не даем никому застояться.
Он поднялся из-за стола, большой, сильный, и вдруг сказал такое, чего я вовсе и не ожидал:
— Давно надо было тебя на завод сводить. Да все откладывал: думал, пусть подрастет. А теперь вот, гляжу, не опоздал ли?
Я не помнил, с каких пор установились у меня с отцом такие добрые, сердечные отношения. Скорее всего, они такими были всегда. А может быть, с того памятного вечера, когда, придя с работы, отец посадил меня на широкое колено и стал рассказывать про завод, про мастерство токарей-инструментальщиков. И выходило, что нет на свете лучше и краше профессии токаря.
Мать налила нам по тарелке наваристых щей, и, склонившись над столом, отец хлебал деревянной ложкой щи и спрашивал:
— Куда же теперь твои ноги поворачиваются? Кем же ты решил стать? Или все еще раздумываешь?
Меньшой братишка Ефимка заерзал на стуле и, прожевывая кусок мяса, выпалил:
— Я уже решил. И с учительницей договорился. Она меня на космонавта учить будет.
Отец строго посмотрел на Ефимку из-под густых бровей и постукал ложкой по краю тарелки.
— Не вмешивайся, Ефимка, когда тебя не спрашивают. Поимей в виду: твой черед отвечать на этот вопрос еще впереди.
— Правда, Ефимушка, — вмешалась мать. — Ты никогда не дашь папе с Сережей как полагается поговорить. А Сереже ведь уже пятнадцать лет. Пора задуматься, куда себя определить. А у него, я вижу, все ветер в голове. Конечно, и побегать надо, и поиграть, разве мы против. Да ведь и путь себе выбирать надо. Разве трудно решить-то, Сережа? Мать у тебя слесарь-монтажник по приборам телефонной связи. Отец, опять же, токарь первой руки. Тебе уж другого пути нет.