Девочки смущенно попятились к двери.
— Я, пожалуй, пойду, Тамара, — сказала Света.
— Мы лучше в другой раз зайдем.
Коридор мгновенно опустел, и дверь за девчатами захлопнулась.
— Вот видишь, — с нотками слащавости в голосе сказал Василий Степанович. — Твои подружки оказались гораздо воспитаннее тебя. Они сразу поняли, что поступили бестактно, придя без приглашения.
— Но я же их приглашала! — крикнула Тамара, пробегая прямо в грязных туфлях и в пальто в свою комнату. — Ребята, погодите, я сейчас, — предупредила она Борю и меня.
Прикрыв за собой дверь, она вдруг бросилась на кушетку и зарыдала горько, безнадежно, стараясь приглушить всхлипывания. А в коридоре с растерянными лицами и беспомощно разведенными руками стояли Мария Сергеевна и Василий Степанович и, как мне показалось, не понимали, что же произошло.
Боря на правах друга Тамары ждал, чем все это кончится. Я счел необходимым не оставлять товарища одного.
— Иди успокой ее, — произнес наконец Василий Степанович. — Я уж не знаю, как к ней подступиться. Совсем избаловалась девчонка. Слова не скажи.
Он уже преодолел испуг и обрел свою постоянную рассудительность. Мария Сергеевна с мольбой взглянула на мужа, словно ожидая, что он придет к ней на выручку и избавит от неприятного разговора с дочерью. Но Василий Степанович только рукой махнул: распутывай, мол, сама этот клубочек. Мария Сергеевна тяжело вздохнула и, робко приоткрыв дверь, неслышно проскользнула в комнату дочери.
Тамара все еще лежала на кушетке, уткнувшись лицом в подушку. Она уже немного успокоилась, и рыданий не было слышно. Только плечи ее судорожно вздрагивали. Мария Сергеевна подошла, подняла руки вверх, поправляя свою прическу, потом заметила стоящий у стенки стул, взяла с него брошенные дочерью перчатки и присела. Осторожно, одними пальчиками руки дотронулась до Тамариного плеча:
— Доченька!
Тамара замерла, насторожилась. У нее еще не прошла обида на мать, которая не заступилась за нее.
— Доченька! — повторила Мария Сергеевна. — Успокойся. Ты погорячилась. Василий Степанович прав.
Тамара рывком вскочила на ноги.
— Ах, прав! — крикнула она. — Прав! Моих подруг выгоняют из дому, со мной не считаются, и ты говоришь: прав.
Она вырвала перчатки из рук матери и, шагнув к двери, сказала как можно тише, но вложив в эти слова все пережитое за последние месяцы:
— Между прочим, раньше ты этого не говорила. Раньше я была тебе дороже.
Тамара рванула на себя дверь и лишь на какой-то момент обернулась, чтобы бросить еще один взгляд на мать. И то, что она увидела, перевернуло все в ее сердце. Мария Сергеевна стояла, опустив голову, сгорбившись и будто став меньше под тяжестью обрушившегося на нее горя. И такое беспокойство, такое смятение было написано на ее лице, что Тамара бросилась к ней и повисла у нее на груди, обхватив за шею руками.