И вот вчера поздно уже вечером опять звонок. Папа взял трубку. И передает мне:
— Тебя. Ты теперь самый популярный у нас в семье. Только девчонки и звонят.
А в трубку:
— Нартик! Выйди на минутку. Очень важно.
Голос все тот же. Спрашиваю, кто это. Смеется. Богатый, мол, будешь, своих не узнаешь. И тут же серьезно, строго: не до шуток, дескать, выходи.
Пошел. В скверик за домом. На скамейке сидит Нина. Грустная такая. Уставилась в одну точку, глаз не оторвет. Сел я рядом, спрашиваю:
— Что у тебя?
А она:
— Нартик! С Борей плохо. Мне Клава сказала. Строго по секрету. Ты знаешь, отец у нее в милиции служит. Сегодня пришел, говорит: «Ваш парень на воровстве попался». «Кто такой?» — она спрашивает. «Мухин Борис. Только что заявление поступило».
Для меня эта весть как удар обухом по голове.
— Не может быть! — говорю. — С Борей мы весь вечер вчера у Беловых провели. Помогали переезжать. Я за Борю ручаюсь. Он никуда не отлучался. Потом, ты знаешь, не способен он на воровство.
— Способен не способен! — сердится Нина. — Клавкин отец тоже выдумывать не будет. Помни: я тебе первому сказала. Не болтай. Спасать надо Борю.
Легко сказать спасать, когда толком ничего не ясно. Всю ночь решал эту задачу со многими неизвестными. Утром с больной головой пришел в школу. Удивительная эта вещь — школа. Что бы у тебя ни случилось, каким бы ни было твое настроение, она не желала считаться с этим. Каждое утро повелевала являться на уроки и в течение нескольких часов добросовестно трудиться. Это правило одинаково касалось всех: и учеников и учителей. Я подумал об этом, когда в класс вошла Ольга Федоровна. Недавно она сказала нам, что преподает уже пятнадцать лет. И я тут же подсчитал, что за это время она провела более десяти тысяч уроков. Ну и ей хочется, чтобы все мальчишки и девчонки прошли весь путь до своего первого вальса без сучка и задоринки. Недаром она постоянно внушала нам: чем ближе выпускной вечер, тем собраннее, сосредоточеннее, памятуя только об учебе, обязан быть каждый из нас. А у нас что ни день, то новое огорчение.
Войдя в класс, Ольга Федоровна сразу же посмотрела на Борю. А может быть, это мне только показалось. Потому что я тоже все время смотрел на Борю. Видно, учительницу беспокоили появившиеся недавно рассеянность и равнодушие в поведении Бори. Она даже со мной, как со старостой класса, пыталась говорить об этом. Она, мол, понимает, что в таком возрасте бывают и неожиданные увлечения, к грустные разочарования, и резкое изменение мнения о товарищах. Но ничего этого за Борей не замечалось. Как и прежде, он был постоянен в своих симпатиях и антипатиях, дружил с одними и теми же ребятами, а из девчонок не хотел никого признавать, кроме Тамары. И все же он стал каким-то раздражительным за последнее время. Вдруг мог не ответить урок и на настойчивые вопросы учителя твердил одно: