— Приведите пленного Гругиса! — велел крестоносец прислужникам.
Двое кнехтов, звякая доспехами, с топотом вывалились за дверь.
У Скирвайлиса защемило сердце. В ожидании сына он нетерпеливо озирался на дверь и, сидя понуро в кресле, бледной рукой нервно стискивал угол тяжелого дубового стола. Зигфрид Андерлау между тем расхаживал по гостиной, осматривал стены, потолок, маленькие оконца. Каждый его шаг, позвякивание амуниции и скрип ремней болью отдавались в голове князя. Руки его невольно сжались в кулаки. Ему стоило больших усилий не вскочить и не схватить в охапку крестоносца, который чувствовал себя тут хозяином.
Приоткрылась дверь, и двое кнехтов втолкнули внутрь Гругиса. Руки молодого князя были связаны за спиной, грязные щеки и лоб расцарапаны до крови.
Отец и сын с минуту потрясенно смотрели друг на друга, словно извиняясь за то, что с ними случилось.
Зигфрид Андерлау подошел к Гругису, положил руку ему на плечо и, повернувшись к Скирвайлису, сказал:
— Дети жемайтских князей и прочих управителей будут схвачены и увезены в государство ордена, но я могу сделать одно небольшое исключение: отпущу этого славного юношу, если его отец, владыка Локисты, пообещает дать всех своих людей на строительство замка Дубиса.
— Не соглашайся, отец! — воскликнул Гругис.
Скирвайлис поднял голову и посмотрел на сына. Они понимали друг друга без слов, угадывали по глазам и вопрос, и ответ, не говоря уже о чувствах, которые обуревали сейчас обоих.
— Не соглашайся, отец! — повторил Гругис. — А обо мне не тревожься! Я не пропаду!
Крестоносец пристально уставился на старого князя. Скирвайлис должен был сказать свое слово, но он, потупившись, молчал, и лишь брови его порой вздрагивали, будто старику невмоготу было выдержать напряжение.
— Ну же, я жду, что скажет князь Скирвайлис, — подбодрил его Зигфрид Андерлау.
Скирвайлис неожиданно встал и, сердито сверкнув глазами, отчеканил:
— Не стану я вам помогать! Не надейтесь, собственными руками петлю отечеству на шею не накину! Не бывать этому! Думаю, сын меня простит, иначе я не могу…
— Увести его! — взбешенно рявкнул крестоносец и прикусил от ярости тонкую губу.
Кнехты подхватили юношу под мышки и потащили к выходу. Этим крепким, рослым малым не так-то легко было справиться с пленником.
— Правильно, отец! — воскликнул Гругис. — Не унывай, я вернусь!
Дверь за пленным захлопнулась, но Зигфрид Андерлау продолжал грозить кулаком ему вслед и ругаться.
— Ты у меня еще пожалеешь! — повернувшись к Скирвайлису, выпалил он. — Потеряешь не только сына, но и весь свой двор! Здесь поселятся мои люди!