Скирвайлис давным-давно знал о существовании этой затерянной в лесах деревушки. Отсюда были родом сильные и бесстрашные воины, которые потом становились приближенными людьми князя. Они не теряли присутствия духа в самые страшные минуты битвы и вдохновляли своей отвагой остальных, эти люди готовы были отдать жизни, спасая попавших в беду товарищей. Еще в юности, воюя в одном из полков Кястутиса, Скирвайлис подружился с Вижейкисом, охотником из этой деревеньки, а в старости, когда на него обрушились несчастья, князь нашел пристанище в гостеприимном доме друга молодости. Зная обо всех невзгодах Скирвайлиса, селяне искренне поддерживали его, каждый помогал чем мог.
Вместе со свекром здесь поселились Мансте, двое ее сыновей, старик Скабейка и две женщины из челяди. Это были все оставшиеся в живых представители некогда богатого княжеского двора. Весь их скарб уместился на спинах шести лошадей.
Овдовевшую Мансте родители звали назад, на родину, но она осталась со свекром, не в силах покинуть одинокого человека, на которого свалилось сразу столько несчастий.
В тот день князь помогал Вижейкису вынимать в лесу из бортей мед. Домой они вернулись поздно, когда солнце уткнулось в острые верхушки елей. Подойдя к воротам, он увидел пару пасущихся в загоне лошадей. Три дня назад на них ездили в Ретавас за солью мужики. Значит, они уже вернулись, притом конечно же не только с солью, но и со свежими новостями. Князю не терпелось узнать, что творится в других жемайтских землях, что слышно в Литве, Гудии и Мозурии, какие вести пришли из Пруссии, где томились в неволе молодые заложники, жемайтские дети.
Встретив во дворе гонцов, Скирвайлис по их подавленному виду сразу догадался, что известие, которое они привезли, сковывает им языки. Они отводили глаза и молчали. Собравшись с силами, князь сказал:
— Я тертый калач, меня не проведешь. Поэтому выкладывайте все без утайки.
Гонцы с трудом начали свой бессвязный рассказ. Главное тем не менее стало ясно сразу — в замке Бартенштейн погибли плененные крестоносцами заложники. Эту весть принес в Ретавас какой-то юноша с отрезанным ухом, бежавший из прусской неволи.
Лицо князя окаменело, бледные губы дрогнули, старик хотел спросить что-то, но не смог — от острой боли в груди перехватило дыхание. Потухшими, увлажнившимися глазами смотрел он перед собой, но ничего не видел. Одна-единственная мысль жгла сознание князя: нет больше самых дорогих людей — дочери и младшего сына. Кто утешит в старости отца, кто займет потом его место?
«Гругис, Гругис…» — прошептал Скирвайлис и отвернулся. С трудом доковыляв до березовой колоды, что стояла возле клети, князь грузно опустился на нее, стиснул в ладонях голову. Так и просидел неподвижно до темноты, не откликаясь ни на чей зов и время от времени испуская тяжелый стон. Никто не решался подойти к нему поближе.