Попарившись еще раз, все кинулись к дверям, а оттуда устремились прямиком к речке. Темноту под прибрежными деревьями огласили громкие возгласы мужчин, плеск воды, детский визг. Освежившись, раскрасневшиеся купальщики с новыми силами возвращались в баню. Но не для того чтобы снова париться, а просто так, обогреться или слегка ополоснуться. А потом они молча блаженствовали, словно смыли прочь не только грязь, но и все свои обиды, боль и ожесточение.
Жар немного спал, и баню окутал густой белый пар, в котором невозможно было разглядеть друг друга. Ребятишки притихли рядом со взрослыми, на всякий случай уцепившись за их руки. Разумеется, для духов такой густой пар — просто благодать. Они невидимками бродили, где только им заблагорассудится, и делали, что хотели.
— Дедушка, я хочу тебя кое о чем спросить, — послышался в белесых клубах голос одного из сыновей Юдикиса.
— Спрашивай, детка! — сквозь дрему ответил старый князь.
— А духи тоже ходили к речке купаться?
Кто-то из парильщиков рассмеялся, но тут же умолк. Помолчав, Скирвайлис откашлялся, что-то промычал под нос и сказал:
— Может, и купались, а может, и в бане в это время парились… Трудно сказать.
— А когда я забрел в речку, у меня между ног вдруг кто-то скользкий такой — шасть, — затараторил мальчуган, и его звонкий голосок рыбкой вынырнул из густого пара.
— Да это, наверное, налим. Он темную пору любит, — вмешался в их разговор Скабейка.
— Пожалуй, это мог быть и угорь, — добавил Гругис.
— Приглядывай ночью, детка, за своей висюлькой, — посоветовал старый князь, — не то налим ненароком откусит.
Все дружно расхохотались и, поднявшись с полков, потянулись в предбанник, где, перед тем как облачиться в белоснежные сорочки, долго растирались грубыми холщовыми полотенцами. Скабейка разлил по глиняным кружкам пиво. Причмокивая от удовольствия, парильщики осушали кружки, оставляя на дне по глотку, который они выплескивали через плечо, приговаривая:
— Спасибо тебе, Жямина, богиня плодородия! Выпей с нами, угощайся!
Гругис бросил взгляд на кружки, выставленные на скамье вдоль стены. Ему показалось, что за время, которое они провели в бане, пива в них немного убавилось.
Последним покинул предбанник Скабейка. Он осторожно прикрыл за собой дверь и побрел вверх по косогору, чутьем угадывая нужное направление.
Возле дверей большой княжеской избы все остановились, чтобы подождать плетущегося следом банщика. Затем мужчины помахали на прощание руками в сторону священной дубравы, куда, вероятнее всего, удалились духи предков и умерших близких. Гругису показалось, что они неохотно расстаются с живыми мужчинами и детьми, то и дело оборачиваются в темноте в их сторону, будто их гонят силком вперед некие злые силы. По всей вероятности, и духи махали руками и вглядывались в своих потомков сквозь тьму, в которой они прекрасно все видели.