Но теперь лимит чудес наверняка исчерпался. Теперь каждый сам за себя? Наверное… даже больше, чем наверное! И, конечно же, не будет никакого чуда, даже самого малюсенького: она не найдет тетради. Своего дневника. Своей жизни: день за днем… Сомнений, раздумий, мыслей… Таких явных, таких обличающих ее мыслей!..
По квартире были развешены рисунки — много рисунков. По стилю они скорее были ближе к абстракции: линии, кривые, цветовые пятна… Неужели это все мама?! Или это Сонино?
— Соня, это что… вы? — отчего-то совершенно просевшим голосом спросила она.
— Нет, что вы! Я бы не посмела тут столько своего… И я совершенно не умею рисовать… Это все ваша мама! Мне кажется, это ей очень помогает! Она сейчас заснула — безо всяких лекарств и так спокойно… Я стараюсь лишнего ей не давать, и доктор ваш сказал, что если все хорошо, то и не надо. Не думайте, я самодеятельностью не занимаюсь! — Девушка покрылась неровным, пятнами, румянцем. — Я пока еще не врач… и нескоро им буду. Я только то, что доктор сказал… порекомендовал. А вы за тетрадью своей пришли? Я везде искала…
— Да… то есть нет. Я просто зашла, потому что было по дороге, и…
— Тогда, может быть, чаю?
— Да, пожалуй… Я разденусь пока, хорошо?
Жанна прошла в дальнюю, их бывшую детскую комнату, скинула пальто и, развешивая его на плечиках, поймала себя на том, что все продолжает осматриваться, шарить глазами, не в силах успокоиться, и до сих пор ищет пропавшее: пухлую, истрепанную по краям тетрадь, к которой скотчем была присоединена еще одна, — и от этого дневник получился нелепым, неровным, неряшливым, но очень приметным. Она смогла бы отыскать его на ощупь среди тысяч других тетрадей! Она знала каждую завернувшуюся трубочкой с угла страницу… Она столько раз брала его в руки и столько раз перечитывала! Однако в этой спартанской комнате, из которой давно убрали все лишнее и ЛИЧНОЕ — все, напоминающее о Жене, — ее дневника не было… по крайней мере, на виду. В самом деле, неужели она просто положила бы его здесь, на столе, по странной, небывалой забывчивости и ушла? Или же зачем-то спрятала то, что никогда не выносила из своей комнаты, тут, среди старых ненужных книг и папиных папок с вырезками, выбросить которые рука не поднималась? Или положила дневник в шкаф к семейным альбомам? Альбомы, кстати, вот: лежат на столе… должно быть, с тех самых пор, как они с девицей Катей, которая полицейская, их смотрели. Но она тогда вроде убирала альбомы на место? «Да, — усмехнулась Жанна про себя, — это было…»
По ощущениям это было очень давно, можно даже сказать, в какой-то другой жизни. «И в какой именно жизни, — прибавила она, — этого я точно сказать не могу! Потому что я за себя не ручаюсь… И не ручаюсь, пожалуй, уже ни в чем! Особенно в том, кто же я есть на самом деле?!»