Через несколько дней явился адвокат, и меня выпустили с ним из отсека в маленькую комнату, где стояли стулья со спинкой, а не лавка. Он сказал, что считает, что я действительно все это сделала, а ведь так оно и было, но я не захотела снова признаваться. Он спросил, кто заплатит, я ответила печальнейшим, невиннейшим взглядом, но он ушел, и шкура сделалась мертвее мертвой, а я даже не расстроилась. Хотела одного: улечься на грубое коричневое одеяло на моей койке в камере 4.
Кэти одиноко. Линда ушла. Она была высокой, золотистой и безобразно юной. Они проводили время, оседлав нары и глядя в одну и ту же сторону. Кэти сзади – ягодицы Линды крепко прижаты к бедрам подруги. Они обнимались, нежно и жадно тискают друг друга, касались осторожно и ненасытно. Линда сидела в камере с постоянно включенной красной лампой – длинные ноги вытянуты, длинные руки шевелятся. Когда тушат свет, они шепчутся. Линда отправляется на два года в федеральную тюрьму за то, что помогла своему дружку-мотоциклисту ограбить банк. Она плачет, Кэти всхлипывает, неловко ее похлопывает и поет «были бы у меня крылья».
Каждый день после ленча Дороти пишет Маку. Они с Кэти сидят в углу на цементе, с блокнотом и карандашом – Дороти на коленях с округлым животом под грудями, завитушки свисают на лицо, что-то нашептывает; Кэти – выставив вверх колени, пальцами ног внутрь, лижет грифель: «Я люблю тебя, дорогой, очень, очень скучаю… со мной все в порядке, надеюсь, с тобой тоже, и больше никаких осложнений с Лестер. Пожалуйста, не сердись на меня».
Вместо подписи Дороти ставит несколько букв Х. Мак – ее мужчина, а законный муж Макинрик сидит в отсеке D, отделенный двумя дюймами стали.
Сегодня Дороти отправляется в суд. Моет волосы, накручивает пряди на пальцы, подводит брови: аркой в середине, края к вискам. Красит губы красной помадой, но пока отдыхает, поджимает рот, и цвета не видно. Миссис Элиот приносит одежду, в которой ее арестовали. Полосатые шерстяные слаксы – цвета: коричневый с буро-желтым, по животу – темно-оранжевый, коричневый свитер заправлен в штаны. Груди висят до пупа – никто не посоветовал ей не заправлять свитер, чтобы скрыть это. Туфли-мокасины. Со своей широкой плоской задницей и кудряшками сзади Дороти смотрелась маленькой девчонкой. От того, что скоро увидит Мака – хотя бы в суде, – Дороти разволновалась. И оробела. Хорошо ли она смотрится? Джин ее причесала. Роуз отутюжила слаксы. Джойс одолжила лак для ногтей.
У нее нет пальто, а на улице холодно. Суд – напротив, через площадь, в здании, похожем на наше. Дороти может простудиться. За ней приходят надзирательницы. У двери все хотят коснуться ее, тянут к ней руки. Кивают, скалятся, желают удачи. Когда Дороти уводят, девушки молча рассаживаются по нарам.