К ночи они подъехали к имению пана Резника. Тихо подъехали. Все, что могло громыхнуть или прозвенеть, было тщательно обмотано тряпками.
Стрекотали сверчки. Где-то в глубине рощицы потягивал однообразную песню коростель. Дерк-дерк…
В имении светилось несколько окон.
Хлопцы залегли неподалеку от особняка, в траве. К Махно подполз в сопровождении Сашка Лепетченка парубок.
– Це Мыкола, работник у пана Резника…
– Говоры, Мыкола!
– Окно в тому крыле я открыв, тилькы штовхнуть, – прошептал он, указывая на край длинного усадебного дома.
– А стражники? – спросил Нестор.
– У флигели. Тамочки, де лампа горыть, – указал Мыкола. – В карты грають… Ну, я поползу, бо можуть позвать… – И Мыкола исчез.
Но вот погас свет во флигеле… Затем, одно за другим, померкли окна и наверху, в господских покоях.
Махно жестами распределил хлопцев. Одни тихо и незаметно подкрались к флигелю, другие – к господскому дому. На Несторе уже не было ни седых усов, ни бороды, а у дружек с плеч исчезли расшитые рушники. Свадьба кончилась.
– А что делать, если там малые дети? – спросил у Нестора Семёнов-Турский.
Махно насупил брови, немного подумал:
– Всех! Под корень!.. Надо, чтоб панов лютый страх взял!
– С детьми я не умею, – потупившись, сказал Семёнов-Турский. – Не учили меня… с детьми…
– Не бойся, москаль! – успокоил Семёнова-Турского Лашкевич. – Мыкола, работник Резника, сказав, шо пан ще в прошлом годе семью за границу вывез.
Семёнов-Турский отошел к телеге, достал из-под сена винтовку.
Стояла глухая тишина, лишь изредка нарушаемая сонным криком какой-то ночной птицы.
Но вот двое, по плечам сгрудившихся хлопцев, поднялись к полукруглому окну господского дома. Едва слышно проскрипела открываемая створка окна. Темные фигуры мягко переползли в дом. Одна, другая, третья, четвертая…
Несколько человек затаились под окнами флигелька.
И снова долгая тягучая тишина…
Но вот ее прорезали выстрелы.
В доме зазвенело стекло, должно быть, посуда. Крики, стоны, возня. Чье-то тело в белом исподнем мелькнуло в окне, вывалилось, с мягким стуком упало на землю…
И тут же, высадив окна, остальные хлопцы ворвались во флигель. В темноте едва была видна возня людей в белом, в белье, и других одеждах. Длилось все это недолго…
Махно вошел в дом в сопровождении «невесты» – Юрка, уже избавившегося от своего наряда. Споткнулись об чьи-то тела.
Работник Мыкола зажег в мезонине керосиновую лампу.
– Форму и оружие! И больше ничего! – коротко приказал Нестор.
Из темноты, поблескивая стеклами очков, выступил Лашкевич:
– Нестор, тут десь и гроши! И золото!