– А то, может, вместе заедем? – Хорунжий уже окончательно распростился с мучительным для него украинским. – Отдохнем. Да и овсом для коней разживемся… А с этими что собираетесь делать? – Хорунжий указал на лежащих на телеге «пленных». – Не станете же возить их с собой? Зачем?
– Шо вы предлагаете?
– Да вон два подходящих дерева… э-э… простите, не расслышал вашу фамилию…
– Фамилия моя, должно быть, вам знакома, – ответил Махно. – Нестор Махно. Слыхали?
Хорунжий не сразу вник в смысл сказанного. Сначала ему показалось, что он ослышался. Или капитан пошутил. Но рука Махно, легшая на рукоять пистолета, убедила его, что происходящее – никакая не шутка. Он тоже схватился за кобуру, которая у него, по военному времени, не была застегнута. Но выстрел Нестора опередил его.
Прозвучали еще несколько выстрелов. Это Юрко Черниговский, Лепетченко, Левадный, Корнеев разрядили свои карабины.
Трое гетманских конников остались на месте, подняв руки. Лошади убитых, услышав выстрелы и почуяв запах крови, метались и ржали.
Поднявшие руки всадники очень быстро сообразили, что в живых их не оставят. Убивают не со зла, а по военной необходимости. Со зла и простить могут, а необходимость – штука стальная. И они, резко пришпорив коней, бросились в сторону, к спасительному леску, что желанным островком вставал верстах в двух от шляха.
– Утикуть, Нестор! – закричал Лепетченко. – Доложать же…
– Не втекут! – раздался голос Фомы Кожина.
Солома уже была раскидана, рыло «Максима» глядело в сторону скачущих, патронная лента – в приемнике. Грузнов и Кожин лежали за пулеметом, вытирая лбы, чтоб не мешали капли пота.
– Ну-ну, Фома Кожин, покажи, какой ты первый номер!
– На сколько шагов отпустить? – как бы лениво, сонно спросил Кожин, взводя тугую рукоять затвора.
– Ну, на полторы тысячи…
Кожин кивнул, выжидая, когда конные удалятся на должное расстояние, и закрепил винт горизонтальной наводки. Меж тем беглецы стали расходиться в стороны, пригнувшись и ожидая выстрелов в спину. Спасительный лесок был уже совсем близко, рукой подать.
– Уйдуть! – сдали нервы у Левадного. – Стреляй!
Кожин выжидал еще несколько мгновений.
– Руби дрова, – пробормотал он себе под нос и, поводя последовательно стволом «Максима», дал три короткие очереди. И было видно, как, пыля, перевертываясь, полетели наземь всадники.
– Сашко, Григорий! Скачите, хлопци, разберитесь. Если форма не подпорчена – снимить, – приказал Махно. И, глядя, как наметом помчались к лесочку хлопцы, негромко сказал пулеметчику: – Ну, Фома Кожин, быть тебе в нашей армии первым номером.