– Да, Винцуся – гордость и утешение для такого вдовца, как я, – сказал Данилевский, довольный общим восхищением. – Бог рано отнял у меня жену, но наградил прекрасными детьми!..
Винцента сдержанно поклонилась и присела подле отца.
– Но вернемся к нашей печальной новости. Циничная жестокость, проявленная большевиками, призывает нас к объединению. Кто бы ты ни был: петлюровец или немец-колонист, австриец или гетманец… всем нам надо быть вместе. Не сумеем сейчас выполоть с нашего поля кровавое семя, будем десятилетия, а то и столетия собирать кровавый урожай!..
Данилевский смолк. В зале стало совсем тихо. Слуги, мягко ступая по коврам, разносили бокалы с напитками.
Нестор заметил, что сидящая неподалеку Винцента украдкой рассматривает его, и растерялся. Узнает? Не узнает? Если узнает, что сделает? Как ему не хотелось, чтоб она узнала его, эта девочка из далекого детства, спасшая его тогда от плетей и позора, превратившаяся сейчас в красавицу, каких он в своей жизни не видел.
Они словно играли в прятки: когда он разглядывал ее, она отводила глаза. И наоборот.
– Я надеялся, господа, вскоре собрать вас, – сказал Данилевский, – чтобы отметить в нашем дружеском кругу радостное событие – восемнадцатилетие ангела моей души Винцуси. Но произошедшее обязывает меня… – он взял в руки бокал, – обязывает меня предложить вам по нашему древнему русскому обычаю помянуть мученически убиенного императора нашего Николая Александровича, его супругу, пятерых прекрасных и ни в чем не повинных детей… всех Романовых, как бы мы к ним ни относились… Земля им пухом.
Все встали, взяли в руки бокалы. Пить не торопились, как бы подчеркивая печальную торжественность ритуала. Молчали.
Винцента что-то прошептала на ухо отцу. Сомневается!
Пан Данилевский тоже перевел взгляд на значкового варты. Затем потянулся к лежащим на столе очкам, надел их и вновь уставился на Махно.
Нестор коротко взглянул на своих спутников. Те его поняли.
Иван Казимирович продолжал внимательно всматриваться в Нестора. Выражение его лица постепенно менялось. И эта перемена решила все…
Нестор неприметно сунул руку в карман. То же самое сделали и его спутники.
– Да, Иван Казимирович, это я, Нестор Махно. Заглянул по-соседски… За упокой, говорите? – В звонкой тишине прозвучал голос Нестора.
И, выхватив пистолет, он выстрелил в двух гетманских офицеров, наиболее молодых и быстрых, но еще не сумевших ничего понять. Затем в немецкого лейтенанта. Но тот – раненный – откатился по полу и стал рвать из кобуры свой «люгер».
Загремели выстрелы, зазвенело стекло бокалов, посыпался на стол хрусталь богатых люстр…