– Так, може, цее… соберем собранию, проголосуем? – спросил Федос. Он знал, за кем сейчас пойдет большинство.
– «Покы сонце зийде, роса очи выисть», – пословицей ответил Махно. – Соглашайся, Федос! Побьют твоих хлопцев, кем командовать будешь?
Щусь нехотя согласился:
– Ну, шо ж… Хай будет не по-нашему, а по-офицерски! А там слепой покажет, як кривой бегает!
Бурьян, заросли кукурузы, подсолнухов, картофельной ботвы. Все это тихо шевелилось от движения нескольких десятков махновцев и щусевцев. Хлопцы ползли, прижимаясь к земле. Морячок скользил в первых рядах. Иногда оглядывался, усмехался Нестору. Дескать, ты там «в тылу» командуешь, а я – вот он! – в первых рядах. Ветер колыхал ленточки его бескозырки…
Кожин установил свой пулемет в бурьянах, просматривал в прицел улицу. Видел, как на площади австрийский офицер что-то приказывал селянам, которые тащили на себе столбы для виселицы. В руке у лейтенанта был стек, символ полной власти.
– Ты хоть селян не порежь, – сказал Махно Кожину. Он лежал рядом с пулеметчиком и тоже следил за шевелением бурьяна.
– Закрой рот, – неожиданно огрызнулся Фома. За пулеметом он становился резким, злым.
Махно послушно умолк. Из картофельной ботвы поднялась рука Щуся: сигнал, что они вышли на рубеж и готовы к атаке.
– Давай, – хрипло прошептал Махно.
– Руби дрова, – как некое заклинание произнес Фома, осторожно, словно боясь кого-то вспугнуть, сжал рукояти пулемета и надавил на гашетки.
Очередь из десяти – двенадцати патронов показалась оглушительной. Группа офицеров как бы разлетелась в разные стороны от ветра. Но недалеко. Тела остались тут же, на земле.
Из лесочка во весь опор вылетел «эскадрон» – дюжины полторы хлопцев. Пыль стлалась за всадниками. «Ур-ра!» – прогремело над селом. И этот крик подхватили. Из бурьяна, из ботвы вырастали фигуры атакующих. Выстрелы слились со взрывами гранат. Вместе со своими бойцами бежал в атаку бесстрашный Щусь.
Кожин, выцеливая, посылал то влево, то вправо короткие очереди…
Воинство, хозяйничавшее в селе, пришло в волнение, а затем запаниковало. Кто запрыгнул на коня, кто на ходу вцепился в заднее сиденье брички, кто с трудом забрался в высокую европейскую фуру с тяжелыми бортами. Ездовые яростно хлестали лошадей. Не успевшие за что-то уцепиться, бешено работая ногами, устремились на противоположный конец села.
Селяне, приготовившиеся ставить бревно в яму, развернули его и бросили перед набирающей скорость фурой. Та взлетела вверх, порвались постромки. Попадали на землю и покатились вартовые. В руках у мужиков оказались лопаты. Взмахи – как на молотьбе: у хозяйственного мужичка лопата всегда хорошо заточена.