Играла музыка… Ранней украинской осенью восемнадцатого года в братской могиле хоронили бойцов анархии. Без гробов: некогда! Опускали одного за другим в большую яму. Грузнова, Семёнова-Турского, многих…
Печально играл нехитрый деревенский оркестр: барабан, бубен, гармошка, скрипка. Исполняли, что знали: жалостливое, народное. «Из-за горы витер вие, а в долыни тыхо. Добре було на Вкраини, а тепер лыш лыхо…» Старая украинская песня о козацкой доле, о смерти на чужбине…
С кладбищенских деревьев падали первые пожелтевшие листья. Падали на непокрытые головы повстанцев, на лошадей, на груду свежей, черной земли. Встав на тачанку, говорили короткие речи, грозя кулаком, утирая слезу. Под музыку кто не заплачет?
Нестор говорил, опираясь на палку, за ним Щусь с перевязанной головой, потом Халабудов… Гармошка, бубен, скрипка играли тихо, не заглушая их слов. Нестройные залпы прощания вмешались в эту музыку.
Местный батюшка примчался к похоронам, придерживая рясу. Его перехватил Лепетченко: на его голове была все та же заскорузлая, рыжая от запекшейся крови повязка. Глаза у Сашка были дикие, он развернул коня, едва не сбив батюшку:
– Повертай додому, пан отче.
– Без отпевания? – испугался священник. – Нельзя так. Не положено.
– Иды, иды. Сами управымся.
– Сынкы, як же так… Души загубите… Грех!
– У сынов анархии грехов не бувае, – строго обьяснил Лепетченко, тесня попа конем.
– А души, души? – спрашивал батюшка, но партизан не ответил.
Полетели в яму комья земли. Проворно заработали лопатами привычные к тяжелому труду сельчане. Какой-то мужичок привез на телеге только что сколоченный из старых бревен темный крест.
– Куда ты с хрестом! – остановил его Щусь у самой могилы. – Мы без хреста… О! – Он оттянул здоровой рукой тельняшку, показал татуировку: «Свобода или смерть».
– Селян уважить надо, – возразил возчик. – Не поймуть. Не собак закопуем!
Щусь вопросительно посмотрел на Махно. Нестор сделал разрешающий жест: мол, пусть. Крест быстренько вкопали в свежую землю, подровняли могилу. Юрко подвязал к кресту черное знамя с надписью: «Власть рождает паразитов, анархия рождает свободу». Его заготовили уже давно, собирались водрузить в Гуляйполе, как только освободят.
Старухи крестились на знамя. Перешептывались:
– Це шо ж, хоругва у них така?
– Хоругва, бабушка. Хоругва.
– Ну, тоди нехай.
Музыканты играли без перерыва. Переходили от одной печальной мелодии к другой. Трепыхалось на ветру черное знамя…
От похорон к веселью – один шаг. Украина на четвертом году войны. Ко всему привыкла.