– Понять-то поняв! Но полковник – це дуже высоко! Назначь мене, Нестор, лучше… ну, хочь сотником, чи шо.
– Ладно, будешь сотником, – легко согласился Махно. – Это ж временно. А справишься, хлопцы тебя хоть генералом назначат. Потому шо командиры у нас будут выборные. – Он встал на подножку тачанки, сверху оглядел сгрудившихся вокруг него соратников. – Давайте, хлопцы, не опозоримся! Гуляйполе – то наша родна мать! Наша столица! Ворвемся с грохотом, с гамом! Вперед!..
Застучали сотни копыт. Засвистели нагайки. Заскрипели колеса телег, тачанок. Пыль поднялась над степью…
Гуляйполе было не близко. Но уж очень им хотелось побывать в своем родном селе, в своей столице!
Справа высился курган с каменной бабой наверху. Сколько уже видел этот рукотворный холм, степная пирамида, вот таких походов, сколько слышал разбойничьего свиста, скрипа, звона оружия! Сколько крови впитала эта земля!
Поколупанное пулями здание почты, мрачный особняк бывшей полицейкой управы, народный театр, площадь, на краю которой стояла расписанная, как шкатулка, Крестово-Воздвиженская церковь.
Гуляйполе…
Бой только что закончился. Еще уносили в больницу на самодельных носилках раненых. Еще дымились, дотлевая, две-три хатки и клуня. А народ все стягивался и стягивался к площади. Почти все мужики были вооружены. Гвалт, шум. Махно стоял на тачанке, и к нему тянулись руки – люди хотели хоть дотронуться до него.
– Батько!
– Батько Нестор Ивановыч! З возверненням!..
– Надовго в этот раз, Нестор Ивановыч?
– Ще не знаю. Какая будет военна диспозиция, – загадочно отвечал Махно.
В угол площади согнали толпу пленных. Это были в основном австрияки, но попадались и венгры, и немцы. Среди них выделялись своими нарядами гусары. Махновцы бродили между пленными, высматривая добычу.
Вот один из махновцев углядел добротную меховую гусарскую шапку, снял ее. Немец что-то гневно заговорил.
– Та не шуми ты, ей-богу! – флегматично рассердился добродушный дядько. – Во-первых, нашо она тоби серед лета? И потом, скоро ж тоби не на чем буде цю шапку носыть. Ферштей?
Дядько примерил шапку, она ему оказалась велика, накрыла глаза и даже нос. Вокруг захохотали. Рассмеялся даже только что гневавшийся пленный…
– Ничо, може, жинки на воротник сгодиться. – Махновец затолкал добычу в торбу и пошел дальше, высматривая, чем бы еще поживиться.
И повсюду здесь шли торги. Меняли награбленное на награбленное.
– Мундирчик, мундирчик! Дывысь, як росшитый! Узорчатый! Пуговкы, шнурочкы!
– Дура! То доломан, а не мундир. На шо меняешь?
– На револьверт з патронамы.